Потом мы втроём сидели на таисиной кухоньке и поминали малознакомого, но запавшего в их сердца, безвременно ушедшего парня моим портвейном и любиным самогоном, настоянным на кедровых орешках. Люба не пожалела своих деликатесов по такому поводу, притащила, порезала. Ещё она принесла надыбанное свидетельство о рождении на имя Михаила Геннадиевича Чекалина. Долгопрудненский дядя не только согласился мне помочь с легализацией, но даже пообещал по своим каналам достать попутавшего берега капитана Селезнёва. Сестра собралась завтра же пойти в местную школу и оформить меня в девятый класс.
- Мне уезжать пора, а тебе в школу ходить надо. В наше время без образования никуда не денешься.
Поблагодарил заботливую родственницу за отличный подгон, но попросил не торопиться со школой. В лес она от меня не убежит, школа эта. Долбыхай её торпедой. Осталось мне тут прохлаждаться всего ничего, а дел неотложных и так под завязку. Если уж не удастся отвертеться от этой проблемы, то школярствовать лучше буду в Роще. Там хоть не будет визгливых литр, и полным полно послушных пчёлок.
Отпуск за свой счёт у Любы действительно заканчивался. Она приняла решение увольняться со своей прежней работы и перевести сюда всю свою семью с накопленными престижными ништяками. Как скоро у ней это всё состоится – сама не знала. Мы ещё долго сидели и делилась планами на будущее, пока я не нахрюкался в зюзю. Даже не запомнил, как отключился.
Проснулся, однако, в своей постели от звонка будильника в восемь утра. Состояние было нестояния, но надо было идти. Помылся, почистил зубы и жадно вылакал несколько стаканов воды прямо из-под крана. Приведя себя в порядок, оделся и выскочил на улицу.
До больницы успел доскакать вовремя. Автобус Пазик стоял возле морга, загруженный и готовый отъехать. Я подскочил к мрачного вида парням и упросил их взять с собой в автобус. По дороге рассказал о себе, о нашей дружбе с Сергеем и о последней с ним встрече. Пусть знают, кто спровадил молодого, в расцвете сил парня на тот свет. Парни в автобусе оказались серёгиными коллегами по работе, и все как один себя считали самыми первейшими друганами умершего. Особенно неистовствовал парень с татуировками на руках, обещая самую мучительную смерть капитану. Получилось так, что до самого Балабино каждый вспоминал что-либо о Серёге, своём добром и верном товарище. Я слушал их и поневоле шмыгал носом.
Дальше всё было как в тумане. Гроб поставили возле общаги, где он жил. Собралось много народа. Подошла группа музыкантов с духовыми инструментами. Процессия тронулась по улицам поселка в сторону кладбища. Гроб несли его друзья, меняясь. Я в том числе. Кладбище было в лесочке за полем, от околицы с пол километра. Местные мужички проворно соорудили могилку. Заспорили насчет памятника. Молодые парни предлагали сделать обелиск с фотографией. Серега де был комсомольцем, и от религии далеким. Более старшие участники похорон настаивали, что на могилу положено устанавливать крест, потому что покойный был крещён, и что так положено по правильным понятиям.
Поставил точку в споре пожилой, мрачного вида мужчина, притащивший металлический крест с фигурными виньетками в секциях и пустой пластиной посередине. Предполагалось туда привинтить табличку с фотографией и информацией. Сооружение вкопали в холм и написали черной краской фамилию, имя, отчество и годы жизни. Холмик засыпали венками и цветами.
Поминки организовали в доме друга Сергея недалеко от общаги. На столе стояло много бутылей с самогоном. Дымилась парком вареная картошка, стояли большие тарелки с грибами и соленьями. Было также много холодца. Сидели только пожилые, а остальные подходили когда нужно к столам, выпивали и закусывали, иногда произносили речи. Люди толпились во дворе и на улице.
Вдруг возник шум. Какой-то мужик ругался с милиционером, неосторожно назвавшим покойного «подозреваемым». Скандал разрастался, вовлекая всё большее количество участников и более крепкие выражения. Мент, получив в свой адрес яркое описание своей внешности и перечень родственников из состава животного мира горной местности, удалился, пообещав вызвать наряд для разгона сборища. Не вовремя он припёрся. Пришёл бы хоть немного пораньше, когда ещё не так сильно мужики напились, или, наоборот, попозже, когда бы те лыко не вязали. Теперь толпа оказалась в нужной кондиции для выяснения отношений. Кто-то кинул клич:
- Пошли разбираться с мусарнёй!