Мусульманские страны на пороге XXI в. Власть и насилие

Первые четыре века ислама были периодом интенсивной интеллектуальной жизни его адептов, периодом, когда были «открыты ворота иджтихада» — права компетентного

факиха (знатока права) выносить собственное решение по вопросам общественной жизни. Однако, к несчастью для мусульманского мира, с V в. хиджры «ворота иджтихада были закрыты»: в своих решениях богословы были обязаны руководствоваться решениями по тем или иным вопросам одной из сложившихся к тому времени четырех суннитских правовых школ. С того времени широкомасштабные нововведения в суннитском исламе прекратились.

Попытку реформировать ислам предприняли в конце XIX в. представители салафитского течения Дж. аль-Афгани и М. Абдо. Последний именно в «закрытии ворот иджтихада» видел причину упадка мусульманской цивилизации. Салафиты стремились приспособить ислам к идеям материализма и лаицизма. Мусульманский мир, считает дель Валь, стоял на грани философского и интеллектуального сдвига, сравнимого с тем, который позволил Европе стать наиболее технологически развитой цивилизацией в мире. Обретение мусульманским миром психологических и интеллектуальных средств, с помощью которых он мог бы устранить отставание от Запада, не входило в планы доминировавших тогда держав. Речь идет о Великобритании, которая (в отличие от Франции) не передавала свои научные знания колониальным народам, и ее наследнике США. Обе торговые державы-талассократии имели целью экономическое завоевание мира, а их важным орудием был коммунализм. Поэтому с конца XIX в. они стали поощрять самые обскурантистские и антисветские исламистские движения, чтобы нанести поражение салафитам (с. 44).

Мусульманам-реформаторам существенно помешали два обстоятельства. Во-первых, для мусульманской традиции характерен консерватизм. Их противники панисламисты умело использовали ту же риторику, к которой прибегали реформаторы. Во-вторых, фундаменталисты не упускали случая обвинить салафитов в непоследовательности: те стремились бороться с господством Запада путем придания обществу более светского характера (en se laїcisant), что оборачивалось оксидентализацией ислама. В результате реформаторские движения были дискредитированы в моральном, религиозном и политическом отношениях.

Дель Валь подчеркивает коренное отличие ислама от христианства в вопросе о власти. В христианстве существует четкая грань между землей и небесами. Иисус сказал: «Кесарю — кесарево, Богу — Богово», и в этой идее — исток развитой протестантами светской мысли, породившей политическую философию либерализма и понятие прав человека. Иными словами, идеология лаицизма была изначально заложена в христианской религии. Прямо противоположна ситуация в исламе: повиновение политической власти священно, поскольку оно равносильно повиновению Аллаху. Поэтому политика в исламе причастна трансцендентному. Пользуясь выражением Р. Хартманна, можно сказать, что ислам — «политическая религия».

«В свете этих наблюдений можно довольно легко констатировать, до какой степени несостоятельно так широко распространенное утверждение, согласно которому исламизм есть "плохой" ислам, поскольку он имеет по существу политический характер. Становится понятным, что обосновавшиеся в Европе мусульманские прозелиты, стремящиеся избежать гнева республиканских законов, прибегают к "святой лжи", заявляя, что традиционный ислам — светский и умеренный… Однако когда эти противоречащие истине утверждения звучат из уст интеллектуалов и западных университетских преподавателей-исламоведов (за исключением Максима Родэнсона во Франции и Бернарда Льюиса в Соединенных Штатах), в лучшем случае это выглядит как близорукость, а в худшем — с геостратегической точки зрения — как подрывная деятельность, выгодная исламским державам и движениям, планирующим исламизацию планеты. Великий стратег Сунь-цзы. 14 столетий назад написал: "Война — это искусство обманывать. Уловок недостаточно, следует передавать ложную информацию"» (с. 49-50).

Новый Завет призывает человека возлюбить своего врага, и в нем с трудом можно найти строфы, оправдывающие вооруженную защиту христианской общины от внешней агрессии. Мусульманин же находит в Коране и сунне целый доктринальный корпус, посвященный отношениям с немусульманами, которых он обязан не только не любить, но и отказывать им в праве на существование — кроме специально оговоренных случаев.

Многие западные исламоведы и историки приписывают мусульманской цивилизации светские ценности религиозной свободы. На самом деле ни религиозные, ни политические свободы ислам немусульманам, живущим в мусульманской стране, вовсе не предоставляет. Описываемый этими авторами ислам — мнимый, оксидентализированный, лаицизированный.