Мусульманские страны на пороге XXI в. Власть и насилие

Кораническая геополитика делит мир на три области. Одной из них является дар-уль-ислам («земля ислама») — совокупность стран, признающих ислам государственной религией. То есть главный критерий отнесения той или иной территории к дар-уль-ислам — политикорелигиозный, а не культурный. Здесь немусульманам запрещено занимать административные должности, и вообще их терпят только в том случае, если они адепты одной из авраамических религий (т. е. иудаисты и христиане — ахль-уль-китаб

, «люди-книги»), другие монотеисты (т. е. сабии), а также зороастрийцы. Этих немусульман называют зиммиями (ахль-уз-зимма, «покровительствуемые»). За предоставляемую им мусульманами «защиту» они платят специальный налог (джизья). Однако эта «защита» часто номинальна и походит на рэкет.

Чтобы избежать поборов и унизительных ограничений, представители покоренных мусульманами религиозных общин постепенно переходили в ислам. Таким образом, статус зиммия был орудием цивилизационного геноцида: конечной целью его введения было полное искоренение автохтонных культур (с. 60).

Второй разряд территорий — дар-уль-харб («земля войны»), где ислам не господствует. Отношения между дар-уль-ислам и дар-уль-харб могут быть лишь враждебными. Немусульманин — политический враг в силу того, что он религиозный противник. Однако может быть заключено перемирие, если это выгодно для мусульман и если они получают право проповедовать свою религию в дар-уль-харб без обязательства разрешить немусульманам делать то же на территории ислама. Перемирие позволяет на время превратить часть дар-уль-харб в дар-ус-сульх

(«землю мира»). Согласно исламу, это — третья, промежуточная, категория геополитических зон.

В настоящее время дар-ус-сульх является Европа, где 12-15 млн. мусульман распространяют ислам мирным путем. Но, как требует шариат, и речи не идет о том, чтобы предоставить такие же права немусульманским меньшинствам дар-уль-ислам. «Во имя прав человека и свободы религиозных меньшинств секуляризованный Запад поощряет на своей территории экспансию завоевательной теократической религии, доктринальные основы и социальная практика которой полностью противоположны демократическим и светским принципам, управляющим нашими философскими и политическими системами» (с. 58).

Мусульмане редко отвечают взаимной терпимостью. Следует помнить: даже диалог с исламом не может не быть «соглашением со львом»[1]

— ведь мусульмане убеждены в неполноценности немусульман и считают долгом любыми средствами осуществлять исламизацию мира. Этот процесс понимается не только как духовное, но — прежде всего — как политико-идеологическое и территориальное завоевание.

Понятие исламского джихада уходит корнями в доисламский бедуинский принцип газавата — войны с целью грабежа. В первые годы хиджры джихад и представлял собой узаконенный религией газават, ставший средством экспансии арабских племен. Успеху муджахидов серьезно поспособствовали религиозные, этнические и политические противоречия, раздиравшие обоих их врагов — Византийскую и Сасанидскую империи.

Некоторые исламоведы проводят различие между «малым джихадом» (вооруженной борьбой с неверными) и «великим джихадом» (внутренним совершенствованием мусульман). Однако здесь они следуют всего лишь суфийским мистикам; война с неверными — фундамент исламского прозелитизма (дель Валь считает аналогичным фундаментом в христианстве миссионерство). Пример правоверным подал сам пророк, принявший участие в 80 сражениях. В Коране войне посвящено более 100 аятов. Поэтому совершаемые исламистами террористические акты против европейцев или «плохих мусульман» вполне согласуются с традиционным кораническим принципом джихада. Немногие подобно С. бин Шейху отваживаются осудить этих исламистов как «преступников, руководствующихся архаическими юридическими принципами и догматическим экстремизмом» (с. 94).

«Плохими мусульманами» исламисты считают, в частности, националистов. По словам основателя «Братьев-мусульман» X. аль-Банны, ислам — не только вера и культ, но и родина и гражданство. Он не знает ни географических границ, ни расовых или правовых различий. Религия Мухаммада — универсалистская и не признает иной идентичности, кроме принадлежности к ней. (Кстати, 220 млн. арабов составляют лишь 24,4% от 900 млн. мусульман мира; население крупнейшей мусульманской страны Индонезии — 187 млн. человек; персов и тюрков насчитывается 270 млн. (сноска 108 на с. 95). Поэтому исламизм враждебен всем движениям мусульман в защиту лаицизма и автохтонной (особенно доисламской) идентичности (движения берберов, коптов; иранский, сирийский, ливанский национализм).