Муза и генерал

Как баран на новые ворота, я пялюсь на каждое слово и все равно не въезжаю. Так, значит, Сенькина - невеста Лелика? А кто же тогда я? Или у Лелика невест немерено? Может быть, герой Лелик - магометанин? И ведь никаких вторичных признаков: обрезания, например. Рапорт недельной давности, в тот день, когда я спрятала у него кассету, когда он страстно и нежно любил меня, а потом при полном стечении гарнизона посадил в автобус.

В левом углу рапорта, по косой, генеральская резолюция: разрешаю. Как гадко! А я самонадеянно считала себя большим знатоком человеческого материала, особенно его мужской части. Еще сегодня я была уверена в своих сверхспособностях, основанных на набитых шишках: мне достаточно одного взгляда, одной фразы, чтобы понять, чего стоит мужчина. И стоит ли вообще. Оказывается, набитые шишки - не иммунитет от обмана. Как там говорит Муза Пегасовна? "Оптимизм - плохое качество, при нем теряешь бдительность".

Раненой птицей я сползла с подоконника. Как стыдно! Из-за какого-то низкого типа, из-за вульгарной похоти забыла ребенка, копаюсь в испачканном генеральском исподнем. Зачем мне все это? Только любовь способна оправдать все. Но ее-то и не было. Мой бедный, брошенный ребенок...

Тихий свист заставил подойти к окну. Я высунулась из-за шторы: забытый Климочкин призывно махал руками. Пора лезть обратно в форточку.

Спрыгнула с верхотуры прямо ему в руки.

- Ты что так долго?

Он тревожно вглядывался в мое лицо. Как хорошо, что в темноте, да и лицом к лицу лица не разглядеть.

- Да сейф еле открыла, - сказала я.

- А в столе смотрела? - спросил он и протянул мои туфли.

Только тут я вспомнила, что стою босиком. Если б не хозяйственный Климочкин, бережно сохранивший мою обувь, а главное - напомнивший о ней, шлепала бы я дальше босоногой, не чувствуя сырой земли под собой. Он подставил мне свою руку, но я не хочу никакой помощи: ни от него, ни от его друзей. И вообще, я жалею, что позволила Климочкину знать так много. Если я не верю Лелику, как я могу верить его другу?

- А зачем мне стол? - Не выпрыгни я из окна с зеленой папкой, то и про сейф промолчала, сказала бы, что ключ не подошел.

- Ну мало ли, там ведь тоже важные бумаги лежат. - В его голосе мне послышалось смущение.

Конечно, я не та, что прежде, и это смутило его.

- А для чего тогда сейф? - Не могу же я признаться Климочкину, что именно в столе обнаружила самый важный документ.

Через кусты, минуя фасад штаба, где под фонарем стоит дежурный, мы выбрались к машине.

Не знаю, зачем я поехала с ним в гараж, зачем не рассталась там же, на дороге. Наверное, все еще надеялась, что Климочкин скажет что-то, ведь он его друг, и все прояснится. Я готова верить, я хочу верить, что Лелик не просто так со мной, что рапорт - обман зрения, и только. Но Климочкин говорит не о том, ни одного слова, способного возродить меня.

- Куда ты теперь с этими документами? - спрашивает он.

Лучше бы рассказал, когда Власов определил Ирочку Сенькину своей невестой. И чем это Сенькина лучше меня? У нее вообще глаза тупые. Наверное, когда определялся, темно было - не разглядел. Конечно, у Сенькиной формы! Дура, говорила тебе: жри меньше. Боже, при чем тут "жри"! Это он обманывал меня, и Сенькину, между прочим, тоже. Это его собственные проблемы, а не проблемы моего целюллита и Ирочкиных мозгов. Это я любила его, это я люблю его. Любовь - не рынок. Я вам три копейки, вы мне - пучок редиски. Можно отдать все, вывернуть наизнанку всю душу, до мелочи, до полной нищеты - и ничего взамен. Он не обязан любить меня, он волен не любить меня, но врать-то зачем?

Слезы подкатили к горлу, ручьями скорби потекли по щекам. Враз умолкший Климочкин протянул мне сигарету. Я не прятала лицо, я смотрела в окно и следила за холодной каплей, катившейся по моей шее.

- Варя, - Климочкин взял меня за руку, - ты из-за Алексея? Не переживай, там ничего страшного, через неделю он будет дома.

- Власов хороший друг? - спросила я.

- Да ты знаешь, какой он! Да он на все способен, он никогда никого не предаст, он кремень! Ну, ты разве не поняла, что это за человек? - пафосно размахивая руками, закричал Климочкин.

Как же не понять - поняла. Жаль, что только сейчас. Смешно, но ведь Климочкин не врет. Я охотно верю, я на все сто уверена, что Лелик настоящий друг и никогда, ни под каким соусом не предаст друга. Но ведь женщина не может быть другом. А если может, то она - не женщина. В кодексе чести даже настоящих мужчин измена - в отличие от предательства - не возбраняется. Женщин не предают, нам просто изменяют. Тошнит от их снисходительности.

Тоже новость: гараж Климочкина изнутри выглядел этакой "нью-Третьяковкой". Оказывается, весельчак Климочкин недурно пишет картины, ими заставлено все помещение. Но мне сейчас не до художеств.

- Тут можно умыться?

Он поливает мне на руки из ведра с тупой тщательностью. Желая только одного - смыть с себя всю грязь, я мылю ладони. Климочкин кивает на кучу тряпья в углу.

- Вытри чем-нибудь руки.