Муза художника

— Я пригласила его пройти взглянуть на сад. Кто-то перерыл клумбы и перевернул баки с мусором у соседей. Те подозревали, что это лисы, и требовали каких-то мер. Мерл был добровольцем, который принял их вызов. Осмотрев все вокруг, он высказал предположение, что под нашим садом находится лисья нора. Видишь ли, для выведения потомства они роют яму в защищенном месте. Он так интересно об этом рассказывал. Мерл уже посоветовал соседям закрывать мусорные баки плотной крышкой и прекратить удобрять цветы костяной мукой. Он сказал мне, что если я увижу какие-нибудь признаки лис, то могу набить в ходы, которые они роют, старого тряпья, и это заставит их уйти. Разумеется, я не стала делать ничего подобного. Вместо этого я приношу им еду.

Рассказывая об этом по-прежнему тихим голосом, София выглядела довольной.

— Эта лиса приходит на ужин каждый вечер, иногда бегает туда-сюда по нескольку раз, возможно, носит еду лисятам. Правда, я еще не видела ни одного детеныша. Все-таки их нора, должно быть, находится где-то в другом месте.

Хотя было трудно что-то разглядеть в темноте, лиса, казалось, уже вернулась в свою нору. Заросший сад выглядел пустым и тихим. София пересекла комнату и включила свет. Поскольку уже не было необходимости шептаться, она стала говорить громче, и из-за внезапного резкого усиления звука следующие ее слова прозвучали как-то особенно выразительно.

— Ну вот ты и увидела единственных живых существ, которые составляли мне здесь компанию, пока ты не приехала.

Фрейя тщательно обдумывала, как лучше продолжить разговор. Чтобы выяснить, о чем известно Софии, и не раскрыть карты Питера, ей нужно поговорить о картинах без упоминания идей и теорий, которые он развивал. Она заранее отрепетировала текст, который, по ее мнению, был достаточно близок к правде.

— Помните, вы посоветовали мне присматривать за Питером?

— Это никогда не помешает, — сухо ответила София. — Мы с мужем часто были слишком доверчивы.

— Так вот, сегодня утром я увидела, что он оставил в кабинете одну из своих папок. Я… я не смогла удержаться и заглянула внутрь. У него там много фотографий. Похоже, это снимки всех картин Рииса, которые ему удалось найти. И упорядоченные по датам. Даже не знаю, заметил ли Питер, но, похоже, в тысяча девятьсот шестом году Риис прекратил рисовать свою жену. Могло что-то случиться в тот год, как вы думаете?

Реакция Софии удивила Фрейю. Та долго и молча на нее смотрела с легкой снисходительной улыбкой на лице.

— Ах да. Это был самый важный год в их жизни, — сказала она наконец.

— Откуда вы знаете?

София поколебалась, но, кажется, приняла решение полностью удовлетворить любопытство Фрейи.

— Полагаю, что из всех моих знакомых я могу доверить это только тебе. Но только тебе, понимаешь? Это не то, чем можно делиться с питерами финчами всего мира.

По ее доверительному тону Фрейя могла сделать вывод: что бы София ни собиралась открыть, это должно их сблизить, как все еще хранимые ею в памяти книги старых любимых датских писателей, которые Алстеды читали ей вслух, когда она была девочкой: «Цветы маленькой Иды» Ханса Кристиана Андерсена, «Мальчик-моряк» Исака Динесена [26]и скандинавские мифы. София энергично двинулась по направлению к лестнице.

— Нет-нет, оставь пока эти тарелки и пойдем со мной, — бросила она Фрейе.

Вместе они поднялись в гостиную. Сквозь обрамленное раздвинутыми шторами окно Фрейя видела, как темные ветви и листья отбрасывают тень в свете уличных фонарей. Гостиная была заполнена лишь этим мрачным светом, пока София не щелкнула выключателем на стене, после чего интерьер комнаты залил яркий свет, отвлекающий внимание от ночных деревьев.

Два бледно-желтых кресла с высокими спинками стояли на своих местах прямо под люстрой. Повернутые друг к другу, они были обращены к аккуратно вычищенному камину. В прошлые свои приезды Фрейя брала стоящий у стенки стул с прямой спинкой и вышитым сиденьем и садилась между Алстедами. Но сегодня вечером София молча указала ей на второе кресло. Хотя Фрейе не хотелось садиться туда, она подумала, что должна подчиниться, поскольку так будет лучше, чем оставить кресло пустым.

Тем временем София копалась в низком шкафчике в дальнем конце комнаты, откуда вскоре извлекла небольшой томик. Уже успев вспомнить о любимых рассказах своего детства, Фрейя не удивилась, когда увидела его. Но эта книга выглядела даже еще более старой. Зеленая ткань переплета лоснилась, края и корешок были потрепаны.

— Конфиденциальность старомодна, — произнесла София и похлопала книгу кончиками своих наманикюренных пальцев. — Но мы, женщины, иногда храним тайны друг друга. Я хочу, чтобы ты это увидела. Но только между нами. Ты должна пообещать.

Так же аккуратно, как София, Фрейя взяла книгу и, медленно ее открыв, заглянула внутрь. Хрупкие страницы имели оттенок кофе с молоком, более темный по краям, и были исписаны старомодным витиеватым почерком. Чернила, изначально, возможно, черные, теперь выглядели темно-коричневыми.

«'A Paris, je n'ai jamais tenu de journal», [27]— гласило первое предложение.