Музейный артефакт

В свое время Кфиру несколько раз приходилось сопровождать примипила Авла Луция на римские пиры, но до триклиния[21] он никогда не доходил – ожидал с другими рабами у ворот. Раб центуриона Кезона, которому частенько приходилось выводить из зала своего напившегося хозяина, рассказывал, какие богатые угощения стоят на столах. Настолько разнообразные и обильные, что их невозможно съесть, и пирующие, отойдя в сторону, щекочут себе горло гусиным пером, дабы опустошить желудок и продолжить трапезу… А раб Дакус клялся, что пирующие прямо за столами совокупляются с возлежащими рядом гетерами. Молодой Львенок не верил всем этим россказням. Но сейчас он мог убедиться, что рабы говорили чистую правду. Хотя до совокуплений дело не дошло, потому что на пир к наместнику гетер не звали.

Кфир возлежал по правую руку от Вителия Гарта, его стол был всего третьим от стола прокуратора. Это стало наглядным свидетельством того, что он входит в число приближенных римского наместника. Ибо за первым столом пировали первосвященник Раббан Бен Заккайи, префект Ершалаимского гарнизона Клавдий, начальник тайной стражи Флавий и еще несколько первых лиц местной и римской власти: Гарт пытался соединить обе эти ветви и если не подружить посланников Рима с иудейскими начальниками, то по крайней мере сблизить их между собой.

За вторым располагался его тесть Бенцион Бен Ариф, член синедриона Бен Бенямин, главный раввин городской синагоги Бен Исайя и другие руководители религиозной общины. А вокруг Кфира находились легат римского легиона в Ершалаиме Антоний, племянник наместника центурион Клодий, богатейшие купцы Енох и Мордэхай, владелец виноградников Иосиф… Причем римские военачальники держались с Кфиром на равных, а Клодий так вообще выражал откровенное почтение, в то время как на местных богатеев они поглядывали свысока. И купцы заискивали перед римлянами и переносили это заискивание на лекаря, признавая его превосходство.

– Уважаемый Кфир, можете вы вставить мне новые зубы, как Бен Бенямину? – уважительно спросил Мордэхай.

– Конечно, – кивнул лекарь. – Только запишитесь заранее у моего помощника Ави.

– И у меня такая же просьба!

– И у меня!

Енох и Иосиф сказали это одновременно. Они недавно помирились после неудачной женитьбы детей и гибели Адама.

– И вы запишитесь. Зубов на всех хватит…

Вителий Гарт поднял руку, и шум мгновенно стих. Наместник был в пурпурной тоге, скрепленной на плече золотой застежкой. Он возлежал за столом один, показывая, как далека дистанция между наместником императора и всеми остальными. Локтем левой руки он опирался на пиршественное ложе, а в поднятой правой держал серебряный кубок.

– Я пью за венценосного императора Рима Тита Флавия Домициана, да будут милостивы к нему боги! – громко произнес прокуратор и осушил чашу до дна. Быстрый слуга снова наполнил кубок. Три ветерана в шлемах, толстых буйволиных нагрудниках и поножах полукругом стояли за спиной наместника, одной рукой опираясь на приставленные к ноге копья, а вторую положив на рукоятку меча. Они внимательно осматривали гостей.

Гости тоже выпили. Легат Антоний смотрел на держащую кубок руку Клодия с выжженным на кисти изображением корабля. Тот краем глаза перехватил этот взгляд и, допив, с недовольным видом спрятал руку под стол.

– У тебя ведь раньше не было этой татуировки? – спросил Антоний. Это был крупный, начинающий лысеть мужчина, возрастная грузность которого не могла скрыть развитые мышцы воина.

– Не было, – потряс головой Клодий. – Но я выпил слишком много вина с греческими моряками и попросил выжечь их знак на мне. Признаю, что это было глупо…

– Но после этого изменилась и твоя рука. Что это значит?

– Разве? Не знаю. Она по-прежнему ловко управляется с мечом…

В последней фразе центуриона проскользнула угроза, но опьяневший легат не обратил на это внимания.

– Я заметил, что пальцы стали толще и короче, а кисть расширилась, – продолжал он. – Как будто это рука не патриция, а плебея…

Договорить легат не успел. Рука, которую он обсуждал, вынырнула из-под стола с зажатым в плебейских пальцах кинжалом, острие которого уперлось Антонию под кадык с такой силой, что из-под него выкатилась капля крови.

– Ты хочешь меня оскорбить, Антоний? – угрожающе прошипел Клодий. – Может быть, прогуляемся за дворец и продолжим разговор мечами?

Застолье принимало угрожающий оборот. Купцы поспешно вскочили и направились к выходу из триклиния, словно им срочно понадобилось уйти.

И без того красное от вина лицо легата стало багровым. В передовые части римских легионов отбирали тех, кому в минуты опасности кровь ударяла в голову, а не отливала от лица. Поэтому Клодий тоже не побледнел, а покраснел. Они замерли, уставясь друг на друга, как противники, готовые обменяться смертельными ударами.