Мужской закон

– О том, чтобы оставить службу. Ты же об этом хотела поговорить? – Он сел, схватив руками колени. – Я это уже проходил. Да и все разведчики группы проходили. Я ведь пытался начать новую жизнь. Гражданскую. Но... Минует какое-то время, и ты вдруг ощущаешь свою ненужность на гражданке. Резкая, непреодолимая черта отсекает ту жизнь от этой, и ты осознаешь полную свою оторванность, отчужденность от новой жизни. Наталкиваешься на глухую стену непонимания со стороны окружающих. Ну, конечно, как можно понять человека, добровольно лишающего себя всех жизненных благ и уходящего куда-то за грань... За грань, за которой только немыслимые лишения, ежедневный тяжкий труд, постоянный риск быть убитым... Это ведь только со стороны интересно. «Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя»! – помнишь? А когда такой человек находится рядом с тобой? Ты сразу же чувствуешь, насколько вы разные, насколько разнится ваше отношение к жизни. И к смерти... Как можно объяснить то, что ты добровольно, по зову сердца бросаешь мирную устроенную жизнь и уходишь за ту грань, за которую не ступит homo sapiens, который разумный? Он же разумный, ему претит уходить на смерть. А мы уходим...

– Вот поэтому твой сон и прервался на самом нужном месте... – задумчиво произнесла Любаша. – Господь дал тебе возможность сделать свой выбор... Вероятно, он знал, каким он будет. Но все же, Егор, такая жизнь не может длиться вечно! Посмотри на свое тело. Ты же весь покрыт шрамами, как боевыми наградами! У тебя тяжелая травма позвоночника...

– Знаешь, чего я боюсь больше всего? – рассмеялся Седой, легко вскакивая на ноги и увлекая Любашу к морю.

– Скажи! – Девушка улыбалась, явно ожидая чего-то теплого в свой адрес.

– Я боюсь умереть от старости в своей кровати. Умереть немощным, шамкающим, забывшим от старости даже свое имя! – склонившись к уху Любы, прошептал Седой.

– Да ну тебя! – закричала девушка, и они, высоко подбрасывая над волнами колени, вбежали в море...

Но как же быстротечно в этой жизни счастье! Трое суток безмятежья, нежной ласки и тихой радости, переполнявшей сердца Егора и Любы, пролетели, как одно мгновенье...

Тихие, погрустневшие, придавленные предстоящей разлукой, они ехали обратно. Пыльный, разбитый участок Гойтхского перевала не располагал к разговорам, и Седой вел машину молча, внимательно глядя на дорогу, уверенно вписываясь в крутые повороты горного серпантина.

Наконец выехали на хорошую дорогу, и Люба облегченно вздохнула.

– После первой чеченской я уволился, выслужив 25 лет в льготном исчислении. Я думал, буду сидеть на даче с удочкой, ловить рыбку, отдыхать... – вдруг заговорил Седой, как будто продолжая только что прерванный разговор. – Но уже через неделю у меня стало «срывать крышу». Мне срочно нужно было действовать, куда-то бежать, что-то преодолевать... И я неожиданно для себя нашел отдушину. Ты не поверишь, но я начал писать иконы. Я написал десяток икон и отвез их в православные храмы в те места, где я воевал. И их с радостью приняли священники.

– У тебя есть художественное образование? – удивленно спросила Любаша.

– Да нет же! Откуда? – почему-то раздраженно ответил Седой. – Уроки рисования в школе – вот и все образование. Правда, мои рисунки выставляли на городские и даже областные конкурсы, и они что-то там завоевывали... Я же не об этом. Только потом я вспомнил один эпизод войны в Югославии... После боев за Мошевичко-Брдо нас перебросили под Горажде. Мы бились за фабрику «Победа», и когда взяли ее штурмом, я почему-то зашел в библиотеку фабрики. На грязном, усыпанном стреляными гильзами полу я нашел книгу. Название сейчас уже не вспомню, но что-то связанное с гороскопами, толкованиями снов... Книга была на русском языке. Я стал листать ее и наткнулся на раздел, в котором описывалось, как путем несложных вычислений, исходя из даты своего рождения, определить, кем ты был в прошлой жизни... Так вот, солнце мое, я в той – первой своей жизни жил в Средние века в Тибете. И был художником...

– Вот это да! – тихо сказала Люба. – Неужели так и было?

– Не знаю... – задумчиво ответил Седой. – Во всяком случае, я этого не помню.

Люба засмеялась, ткнувшись головой в его плечо.

– Егор, даже если бы ты сказал, что помнишь это, я бы поверила!

– Знаешь, я вот думаю о нашем разговоре на пляже, – сказал Седой. – Помнишь? Так вот, я не очень люблю Ницше и его философию. Что-то принимаю, но в основном – нет. Но одно его высказывание кажется мне полностью соответствующим нашему представлению о том, как должен прожить свою жизнь мужчина. Я его как-то озвучил в группе, и все пацаны согласились, что это действительно так...

– Ну, скажи, может, и я приму это высказывание? – Люба насторожилась.

– Не-ет! – рассмеялся Седой. – Это отнюдь не для женщины! Это чисто мужской постулат. И звучит он так: «Живи в опасности и умри со славой»! Вот так, и не иначе!

– Что ж! – Люба загрустила. – Вы, пожалуй, так и живете... Разве нет?

– Так точно, товарищ старший прапорщик! – лихо ответил Седой. – Так и живем, согласно завещанию товарища Фридриха Ницше!