Музы героев. По ту сторону великих перемен

После освобождения из заключения она и Тальен поселились в большом особняке поблизости от Елисейских Полей под названием «Ла Шомьер»[14]. Тогда здание стояло в окружении плодовых садов и к нему вела сельская дорога — теперь это авеню Монтеня. В оформлении сего «сельского домика» хозяйка пошла по стопам уже всеми забытой королевы Марии-Антуанетты с ее версальской «деревушкой»: здание было искусно покрашено таким образом, как будто кирпичи были покрыты трещинами, а кое-где даже местами и слегка выкрошились, деревянные части строения якобы чуть-чуть тронула гниль, соломенная крыша поросла зеленым мхом, по стенам ползли вьющиеся растения — идеи Руссо о близости к природе и простой деревенской жизни еще сохраняли свою силу. Однако внутри царила невиданная роскошь обстановки. В камине всегда, даже в июле, горело пламя, создавая в доме негаснущий дух гостеприимства и уюта. Впрочем, огонь выполнял и чисто утилитарную функцию, позволяя женщинам одеваться по последней моде без опасения пасть жертвой «муслиновой» болезни — так называли в то время простуду. Подцепить ее было несложно, ибо в моде были легчайшие платья-туники из газа или прозрачного муслина с чрезвычайно смелыми декольте и разрезами до бедра. Наиболее отважные женщины надевали их либо на мокрую исподнюю сорочку, чтобы лучше обрисовывалась фигура, либо вообще пренебрегали нижним бельем. На ногах красовались римские сандалии, оплетавшие ногу узкими ремешками и также не способствовавшие согреванию организма. Но женщины шли на все, лишь бы не прослыть отсталыми ретроградками, возникло целое племя модниц под названием «удивительные»

[15]. Мужчины, проявлявшие столь же стойкую приверженность новым тенденциям, получили прозвище «невероятных»[16]

.

На приемах Терезы толпились люди самого разного свойства: остатки титулованной знати, неизвестно каким образом избежавшие гильотины, постепенно возвращавшиеся из дальних стран эмигранты, новые восходящие светила политики типа Поля-Франсуа Барраса, дельцы, способные, как казалось, делать огромные деньги из воздуха, представители богемы, такие как популярный композитор Луиджи Керубини, художники, актеры. Интеллектуальным украшением салона была возвратившаяся из эмиграции мадам де Сталь; чрезвычайно женственным и совершенно чуждым умственным упражнениям — подруга Терезы по заключению, вдовая виконтесса де Богарне.

Естественно, очертеневшие от республиканской суровости люди изголодались по модной одежде настолько, что сильно перегнули палку. Во Франции всегда было полно щеголей, но после термидорианского переворота появилась прослойка молодежи, которая будто старалась бросить вызов обществу. Экстравагантность туалетов «удивительных» и «невероятных» превосходила все мыслимые границы, доходя до нелепости.

Обычно у мужчин это был короткий жилет до середины груди, тогда как панталоны из светлой замши, туго обтягивавшие тело, доходили почти до груди. Сверху надевался фрак с преувеличенно высокими плечами и широченными лацканами, закрывавшими половину груди, воротником, настолько высоким, что закрывал уши. Огромный шейный платок завязывался неимоверно сложным образом. Костюм «удивительной» в общих чертах был описан выше. Благородные линии прядей волос под императора Тита сменила вычурная прическа «под дикобраза». Не стоит думать, что данное животное играло во Франции какую-то особую роль, напротив, оно было вполне уважаемым и даже являлось символом дома герцогов Орлеанских. Отдельные короткие пряди обрабатывались таким образом, что стояли дыбом и смахивали на иглы дикобраза, причем щеголяли такой прической не только мужчины, но и женщины.

Чисто внешних отличий от презренной черни этим франтам показалось мало, и они сделали попытку выделиться также своей речью. В большой моде было подражание весьма специфическому английскому произношению, но, прежде всего, следовало удалить ненавистный звук «р», ибо именно с него начиналось проклятое слово «революция». Отсюда возглас восторга подобного фата при виде привлекательной женщины звучал следующим образом:

— Что за п'ек'асное тво'ение, я п'осто уми'аю от ст'асти!

Естественно, никто не мог затмить неотразимую хозяйку дома, которая одевалась по рисункам художника Карла Верне (1758–1836). Как писал в своих воспоминаниях композитор Даниэль-Франсуа Обер, «она несла с собой день и ночь — день для себя, ночь для других». Фригийский колпак был предан забвению, но мода еще не приняла окончательного решения по головным уборам. Однако надо же было чем-то прикрыть стриженые волосы, слишком напоминавшие о тюрьме Ла-Форс, и Тереза остановились на промежуточной мере — париках. Модница меняла их как перчатки, появляясь чуть ли не каждый день в «новых волосах» всех возможных цветов — белокурых, голубых, лиловых, черных как вороново крыло. Пресса в один голос порицала это ужасное поветрие — ведь парики изготавливались из волос людей, приговоренных к гильотине, их отрезали перед тем, как посадить жертву на тележку смерти.