И он выбрался наружу. Мальчишка-работник отскребал снег, формируя для посетителей дорожку, но на нее сразу же сеялись рассыпчатые снежинки.
И тут Кувре заметил, что по дорожке шествует какая-то тучная фигура в черном (кстати, она была
А в следующее мгновение все исчезло.
Должно быть, игра тусклого света и сгущающегося снега, подумал Кувре.
– Ты знаешь этого прохожего? – указывая рукой, осведомился Кувре у парнишки.
– Какого? – делая передышку в работе и утирая нос, спросил тот.
– Он прошел здесь только что.
– Вы чего-то путаете,
Мальчишка не ошибся: снег припорошил старые следы, а новых на нем пока не появилось.
Несмотря на холод, Кувре побрел до ограды и принялся пристально высматривать тучного прохожего, но тщетно.
Даже цепочка следов от гостиницы принадлежала единственно Кувре.
Он возвратился в таверну, где его ждал ван Агтерен.
– Где вы были? – встрепенулся он.
– Подышать захотелось, – ответил Кувре.
– А вы храбрее, чем я. Я и наружу-то не высовывался – так, пустил струю с крыльца. Извините, но у вас обеспокоенный вид.
Кувре прихлебнул женевера.
– Мне показалось, что я кого-то видел, – промолвил он. – Но это был обман зрения.
Ван Агтерен насторожился.
– Говоря насчет «кого-то», вы можете хотя бы примерно его описать?
– Фигура в черном. Вроде мужчина, глыбистый такой. Он напоминал громадную такую тень на фоне теней. А когда я пустился вдогонку, то никого не обнаружил.
Ван Агтерен испуганно оглянулся на дверь, как будто тучный незнакомец, привлеченный аурой их разговора, мог нагрянуть сюда. Вся недавняя оживленность с голландца схлынула, он был близок к слезам.
– Похоже, времени у меня в обрез, – сообщил он. – Слушайте же…
Когда ван Агтерен возвратился обратно, Схюлер так и не появился. Теперь и Эйлин прониклась беспокойством, не стряслось ли чего с отцом, и один из слуг был послан в ратушу за распоряжением отрядить на поиски пропавшего милицию[32]
.Ван Агтерен постоял на крыльце, после чего вошел в дом и направился в кабинет ученого, где и застал Эйлин. Девушка сидела за письменным столом, на котором лежал тот самый – уже открытый – увесистый фолиант.
– Как ты умудрилась отпереть книгу? – с изумлением спросил он.
– Что значит «отпереть»? – не поняла Эйлен. – Когда я сюда вошла, она в таком виде и лежала. А я лишь хотела проверить, не оставил ли отец какой-нибудь записки или хотя бы просто намека на то, куда он мог запропаститься. Кстати, в книге открывается только одна страница. Остальные запечатаны.
Ван Агтерен склонился над столом. Страницы фолианта были пергаментными, при этом использовалась лишь одна его сторона, а грубая, шершавая выделка другой демонстрировала животное происхождение материала.
– Гляди, – произнесла Эйлин, указывая на рисунок, изображенный в книге.
Ван Агтерен увидел нечто вроде атласа созвездий (все до единого оказались незнакомыми) и их обозначения, сделанные на непонятном языке.
Конечно, загадочную карту составлял некто искусный и весьма сведущий. Такого совершенства иллюстраций ван Агтерен прежде и не видывал.
– Ну и красотища! – невольно восхитился он.
– Да. Но звездное небо выглядит не так, – сказала Эйлин. – Это вымысел.
Тогда Агтерен предположил, что это, вероятно, математические вычисления: среди них было нечто схожее с фигурами из эвклидовой геометрии. Хотя, спрашивается, стоило ли так трудиться, потакая собственной фантазии?
– Постой! – воскликнула вдруг Эйлин. – Еще одна страница освободилась от субстанции, скрепляющей книгу!
Однако для того чтобы разлепить листы, девушке понадобились обе руки.
– Что это? – спросила она озадаченно. – Не может быть.
Перед их взором открылся изящный рисунок Схюлерова кабинета, в котором запечатлелось все, что находилось в комнате ученого мужа. Впрочем, слово «рисунок» здесь вряд ли уместно. Это была совершенная миниатюрная копия данной комнаты, как будто пергаментная страница представляла собою зеркало, причем без малейшей тусклости. Опытность, с коей изображение было выполнено, превзошло бы самых прославленных живописцев. Невозможно было даже вообразить, как такое можно было осуществить и сколько на это могло уйти сил и времени.
Ван Агтерен, лизнув палец, прижал его к странице, а когда отвел, то на нем не оказалось ни следа туши, ни пятнышка краски. Он молча уставился на идеальный рисунок. Угол изображения был своеобразен. Напрашивалась мысль, что это…
Ван Агтерен повернулся и угловато присел с другой стороны стола на корточки, лицом к Эйлин.
– Что ты делаешь? – удивилась она.
– Об заклад биться не буду, но скажу, что изобразить такое можно было только с помощью зеркала, отражающего кабинет под углом, под которым находилась книга. Только, спрашивается, зачем?
– А когда фолиант принесли моего отцу? – осведомилась в свою очередь Эйлин.
– Вчера вечером.
– И где его нашел мастеровой?