Музыкальный запас. 70-е. Проблемы. Портреты. Случаи

Советские песнетворцы, создавшие лениниану и сталиниану, здравицы партии, комсомолу, армии, родине, советскому народу, родному заводу, коммунистической бригаде (и далее везде), до поры казались на мировом фоне упертыми изгоями. Кругом пело и танцевало, эротически провоцировало и сентиментально умилялось, растратно веселилось и изображало экзистенциальную ностальгию сплошное Личное. А тут — монументальная коллективность, да еще в мобилизационных тонах хорового гимнического марша. Между тем экстатическая закваска тогда идейно-подозрительного у нас рок-звучания бродила, бродила и перебродила: суперзвезды рок-сцены в конце 70-х объединялись в ансамбли и хором экстазировали — под социальными девизами «Рок против апартеида», «Рок против загрязнения окружающей среды» и т.п. Заканчивать крупные эстрадные шоу коллективными восторжениями солистов-участников стало традицией.

На стилистику коллективности работал и шоу-балет, значение которого на поп-эстраде на протяжении двух последних десятилетий непрерывно усиливалось. После брейк-данса шоу-балет стал показом унифицированного атлетизма и обрел неожиданное сходство с физкультурными перестроениями и пирамидами, актуальными в массовых зрелищах и шествиях 1930— 1950-х годов. Отличие новейшего извода коллективной игры мускулами состоит в акцентированной сексуальности, которую охлаждающе уравновешивает прециозно дробная, высокотехнологичная нарезка жестов и поз. Коллектив точных аутоэротичных тел — это известное по тоталитарным парадам грубое коллективное тело, воскрешенное из идеологического праха эпохой цифровых технологий.

И сама мелодика рок-музыки, после искушения аллилуйей («Иисус Христос — суперзвезда») и прививок концептуального фольклоризма (один из ярких инициаторов — Майк Олдфилд), потянулась к хоровой гимничности. Растворяющий

личное в мареве радостной солидарности, гимн стал главной краской сегодняшнего поп-праздника. Обращенные к залам и стадионам ритуальные призывы и восклицания шоу-«звезд»: «а теперь все вместе!» или просто: «мы вместе!» на словах подтверждают коллективистский модус музыки.

Ликование части, экстатически открытой целому, — одна из констант человеческого самочувствия. На время заслоненное в музыкальных увеселениях романтическим психологизмом, счастье быть частью сегодня вновь торжествует. И торжеству этому способствует особая открытость целого. Последовательное люмпенство музыкальных мод проложило дорогу в мир всеохватной лояльности.

* * *

В забавах 1990-х годов противопоставление своего чужому (как, впрочем, и нового старому) лишилось смысла. Теперь чужого (в ксенофобически-оценочной окраске слова) или старого (в смысле презренной немодности) просто нет.

1990-е годы — время ретро. Перезаписываются хиты ансамблей типа «АВВА»; в ходу вечнозеленые шлягеры 50-х и 30-Х; на вновь входящих в моду (квази-)великосветских балах вальсируют; в новогодней телепрограмме рядом с И. Кобзоном -инфантильно-стильный рэппер … Неаполитанские песни и турецкие шлягеры, латиноамериканская сладкая горячность и ресторанно-российская агрессивная плаксивость, «протестные» рок-баллады и сувенирные фольк-хороводы перемешаны на нынешней эстраде.

Шоу-калейдоскоп с радостным бесстрастием перетряхивает отстоявшиеся разнородные образцы и модели. Новое не предлагается, а если и появится, то, благодаря мощному отряду пародистов и имитаторов, способствующих быстрому растиражированию любой мало-мальски выделившейся манеры, тут же станет старым. Смакуется стабильность при неиерархичной широте выбора. Вместе стабильность и открытость порождают характерное для гимнического переживания воодушевление прочностью и свободой бытия, которое было бы безусловным, если бы не предельно мелкое ритмическое дробление времени, словно ускользающего из-под ног. На энергично-многоцветной мозаике увеселений лежит едва заметная, но едкая патина эфемерности, нест о ящести, ненастоящести.

* * *

Нынешняя «попса» планетарно открыта, но для нее нет космоса. Новые песни о счастье радуются миру, а не мирозданию.

Высокая музыка теперь тоже счастлива. Но она начинает с мироздания. Открытый мир — только его компонент.

Различие между «попсой» и поставангардом задано пониманием счастья. В обоих случаях имеется в виду «быть с частью». Вопрос в том, «с частью» какого целого.

1 . Само собой, танцуются также общественные и государственные установления: в жанре ли «балета короля» в Версале или в виде «шахтерочек» и «солдатских полек» в Кремлевском дворце съездов на концертах в честь 7 ноября.

2 . Бранль (популярный в XV в. бальный танец) — от branler (cm.-

фр .)— «пьяный», «возбужденный»; слово «джаз» в Америке последней трети XIX столетия фигурировало в сленге завсегдатаев низкопробных питейных заведений и означало комплексное удовольствие «алкоголь + секс».

3 . Например, в бранле представлены следующие симметричные порядки (Д — дама; К — кавалер):

1 -я позиция: К1 Д2 КЗ Д4 К5 Д6 К7 Д8 К9 Д10 2-я позиция: Д2 К1 Д4 КЗ Д6 К5 Д8 К7 Д10 К9

3-я позиция: Д2 Д4 К1 Д6 КЗ Д8 К5 Д10 К7 К9 4-я позиция: Д4 Д2 Д6 К1 Д8 К3 Д10 К5 К9 К7