МЫ

Зимою он неподражаем.Но почему-то мы всегдаГораздо чаще провожаем,Чем вновь встречаем, поезда.Знать, так положено навеки:Иным — притворствовать,А мне —Тереть платком сухие векиИ слезно думать о родне.Смотреть в навес вокзальной крышиИ, позабывшись, не расслышатьГлухую просьбу: напиши…Здесь все кончается прощаньем:Фраз недосказанных оскал,Составов змейных содроганьеИ пассажирская тоска.Здесь постороннему —   лишь скука,Звонки да глаз чужих ожог.Здесь слово старое — «разлука»

Звучит до странности свежо.Здесь каждый взгляд предельно ясенИ все ж по-своему глубок.Здесь на последнем самом часеЦелуют юношей в висок.А пожилых целуют в проседь(Гласит мораль житейских уз),Поцеловать   здесь значит: сброситьВоспоминаний тяжкий груз.

2

А я, нагрузив чемоданы,Как будто сердце опростав,Вдруг узнаю,Что прибыл раноИ что не подан мой состав,И вотХоди вдоль длинных скосовВокзальных лестниц   и сумейЗабыть, что нет русоволосой

Последней девушки твоей.И пусть она по телефонуС тобой простилась утром.Пусть.Ты ходишь долго по перрону,В словах нащупывая грусть.На слух, по памяти слагаешьПрощальный стих… И вот опятьТы с болью губы отрываешьОт губ,Которых не видать…Но лучше —В сутолоке, в гонеС мотива сбившихся колесЗабыть, закутавшись, в вагонеВесенний цвет ее волос.Ловить мелодию на памятьИ, перепутав имена,Смотреть заснувшими глазамиВ расщеп вагонного окна.

3

Когда прощаются, заметьте,Отводят в сторону глаза.Вот так и с нами было.ВетерВрывался в вечер, как гроза.Он нас заметил у калиткиИ, обомлев на миг, повис,Когда как будто по ошибкеМы с ней, столкнувшись, обнялись.

1938

Смерть революционера

В шершавом, вкривь подписанном конвертеЕму доставлен приговор, и онИскал слова, вещавшие о смерти,К которой был приговорен.Пришли исполнить тот приказ,А он еще читал,И еле-елеСкупые строчки мимо глаз,Как журавли, цепочками летели.

Не так ли он при свете ночникаЧитал мальчишкой страшные романы,Где смерть восторженно прытка,Как разговор, услышанный с экрана.Он не дошел еще до запятой,А почему-то взоры соскользалиСо строчки той, до крайности крутой.В которой смерть его определяли.Как можно мыслью вдаль не унестись,Когда глаза, цепляяся за жизнь,Встречают только вскинутое дуло.Но он решил, что это пустяки,И, будто позабыв уже о смерти,Не дочитав томительной строки,Полюбовался краской на конвертеИ, встав во весь огромный рост,Прошел, где сосны тихо дремлют.В ту ночь он не увидел звезд:Они не проникали в землю.

1938

«Здесь все не так…»