МЫ

Всего неделю лишь назадОн делал в клинике доклад.Он сел за стол напротив нас,Потом спросил: «Который час?»Заговорив, шел напролом,И стало тесно за столом.И каждый понял, почемуТак тесно в воздухе ему.И то ли сон, горячка то ль,Но мы забыли вдруг про боль.Понять нельзя и одолеть,Как можно в этот день болеть.Врачи забыли про больных,И сестры зря искали их.Йод засох и на столеЛежал как память о земле,

Где людям, вышедшим на смерть,Хоть раз в году дано болеть.Докладчик кончил. И потомОн раны нам схватил бинтом,Он проводил нас до палат.Ушел. И вот — пришел назад.И врач склонился над столом,Над ним — с поломанным крылом.И было ясно, что емуТеперь лекарства ни к чему.И было тихо. Он лежалИ никому не возражал.Был день, как он, и тих и прост,И жаль, что нету в небе звезд.И в первый раз спокойный врачНе мог сказать сестре: «Не плачь».

1938

Песня

Ее сложил маляр, а впрочем,Она, быть может, потомуПортовым нравилась рабочим,Что за нее вели в тюрьму.Ломали пальцы, было мало —Крошили зуб, грозили сжечь.Но и в огне не умиралаЖивая песенная речь.Матросы взяли песню этуИ из своей родной земли,Бродя волной морской по свету,В чужую землю завезли.А тот маляр потом был сослан.Бежал. На озере одном

Он пойман был, привязан к весламИ вместе с лодкой шел на дно.И, умирая, вспомнил, видно,Свой край, и песню, и жену.Такую песню петь не стыдно,Коль за нее идут ко дну.

1939

Памятник

Им не воздвигли мраморной плиты.На бугорке, где гроб землей накрыли,Как ощущенье вечной высоты,Пропеллер неисправный положили.И надписи отгранивать им рано —Ведь каждый, небо видевший, читал,Когда слова высокого чеканаПропеллер их на небе высекал.

И хоть рекорд достигнут ими не был,Хотя мотор и сдал на полпути —Остановись, взгляни прямее в небоИ надпись ту, как мужество, прочти.О, если б все с такою жаждой жили!Чтоб на могилу им взамен плитыКак память ими взятой высотыИх инструмент разбитый положилиИ лишь потом поставили цветы.

1938

Памяти поэта

Воспоминания

Д. Данин

Памяти Николая Майорова

Кто-то сказал о встречах военных лет: «И незабываемое забывается». Это невесело, но правда. Однако правда и другое: когда незабываемое вспоминается, оно оживает для нас во всей своей первоначальной цельности. Это оттого, что оно тайно живет в наших душах, не изменяясь с годами. Завершенное, оно уже не может измениться.

Скоро двадцать лет, как университетские друзья Николая Майорова с ним не виделись. Исправить тут никто ничего не сумел бы. Этому сроку предстоит только увеличиваться. Но законы перспективы, ненарушимые в пространстве, к счастью, могут нарушаться во времени. Отдаляясь, образ Коли Майорова не уменьшается и не тускнеет. А то, что стирается в памяти, наверное, никогда и не было существенным.