Мы были лжецами

Гат поклонился – неуклюже, по-дурацки – и вручил мне последнюю книгу из своей стопки: это был роман Жаклин Мориарти. Я читала ее все лето.

Я открыла титульную страницу. Она была подписана:

«Для Кади, со всем-всем-всем. Гат».

– Я помню, как мы ждали, чтобы Бесс принесла тебе туфли и мы могли пойти в кафе, – говорю я Миррен. Она перестает балабонить и смотрит на меня с ожиданием. – Вертушки. Гат подарил мне книгу.

– Так твоя память возвращается! Это замечательно!

– Тогда тетушки ссорились из-за поместья.

Она пожимает плечами:

– Немного.

– А мы с дедушкой поспорили из-за фигурки слоновой кости.

– Да. Мы только об этом и говорили.

– Расскажи мне кое-что.

– Что?

– Почему Гат исчез после моего несчастного случая?

Миррен крутит пальцем свой локон.

– Не знаю.

– Он вернулся к Ракель?

– Не знаю.

– Мы поссорились? Я сделала что-то не так?

– Я не знаю, Кади.

– Я расстроила его пару дней назад. Потому что не знала имен прислуги. И не видела его квартиру в Нью-Йорке.

Следует тишина.

– У него есть причины, чтобы злиться на тебя, – наконец говорит сестра.

– Что я сделала?

Миррен вздыхает:

– Этого уже не исправишь.

– Почему?

Внезапно Миррен начинает кашлять. Так давится, будто ее сейчас вырвет. Согнулась пополам, побледнела, покрылась испариной.

– Все в порядке?

– Нет!

– Я могу помочь?

Она не отвечает.

Я протягиваю ей бутылку с водой. Она берет. Медленно пьет.

– Я слишком далеко зашла. Мне нужно вернуться в Каддлдаун. Немедленно.

Ее глаза остекленели. Я даю ей руку. Ее ладошка влажная, и она едва держится на ногах. Мы молча идем к гавани, где пришвартована наша маленькая лодка.

Мама не заметила отсутствия лодки, но увидела кулек ирисок, который я вручила Тафту и Уиллу.

И снова бесконечные упреки. Ее лекции мне неинтересны.

Мне нельзя покидать остров без ее разрешения.

Мне нельзя покидать остров без взрослых.

Мне нельзя управлять лодкой, сидя на лекарствах.

Не могу же я быть такой глупой, что не понимаю, ну же?

Я извиняюсь, чего и хочет мама. Затем бегу в Уиндемир и записываю все, что вспомнила, – кафе, вертушки, грязные ноги Миррен на деревянных ступеньках, книгу Гата – на бумажках над моей кроватью.

45

Начинается моя вторая неделя на Бичвуде. Мы залезаем на крышу Каддлдауна. Это легко; мы просто никогда не решались раньше, потому что нужно было пробраться через окно в спальне тети Бесс.

Ночью на крыше чертовски холодно, зато днем с нее открывается чудесный вид на остров и на море. Я гляжу поверх деревьев, посаженных вокруг Каддлдауна и Нового Клермонта с японским садом. Я даже могу заглянуть внутрь дома с французскими окнами почти во всех комнатах первого этажа. Рэд Гейт тоже видно, хотя и не полностью, а также дальнюю часть острова, напротив Уиндемира, и залив.

В первый день мы принесли на крышу еду и старое покрывало для пикника. Мы ели сладкий португальский хлеб и плавленый сыр в небольших деревянных коробочках. Вытащили ягоды в зеленых картонках и холодные бутылки с лимонадом.

Мы решили приходить сюда каждый день. Все лето. Эта крыша – лучшее место на свете.

– Если я умру, – говорю я, пока мы смотрим на открывшийся вид, – то есть когда я умру, бросьте мой пепел в воду у маленького пляжа. И когда вы будете по мне скучать, то сможете взобраться сюда, посмотреть вниз и вспомнить, какой классной я была.

– Или спуститься и поплавать в тебе, – говорит Джонни. – Если будем ну очень сильно скучать.

– Фу.

– Слушай, ты сама сказала, что хочешь оказаться в воде у маленького пляжа.

– Я просто хотела сказать, что мне здесь нравится. Это было бы идеальное место для моего праха.

– Да, – говорит Джонни. – Несомненно.

Миррен и Гат молчали, поедая орехи в шоколаде из голубой керамической миски.

– Неудачная тема для разговора, – говорит девушка.

– Нормальная, – пожимает плечами Джонни.

– Я бы не хотел, чтобы мой прах остался здесь, – говорит Гат.

– Почему? Мы могли бы покоиться вместе на маленьком пляже, – улыбаюсь я.

– А малышня бы плавала в нас! – кричит Джонни.

– Какой ты противный! – рявкает Миррен.

– А что, это не так уж отличается от того чтобы пописать в воду, – говорит ей братец.

– Меня сейчас стошнит!

– Ой, да ладно, все туда писают.

– Я – нет, – говорит Миррен.

– Да и еще раз да, – спорит Джонни. – Если вода у маленького пляжа не состоит из мочи, после стольких лет, то и наш прах ее не испортит.

– Вы когда-нибудь планировали свои похороны? – спрашиваю я.

– Что ты имеешь в виду? – Джонни морщит нос.

– Ну, знаете, как в «Томе Сойере», когда все думают, что Том, Гек и как-там-его-звать?..

– Джо Гарпер, – говорит Гат.

– Да, все думают, что Том, Гек и Джо Гарпер мертвы. Мальчики идут на собственные похороны и слушают все добрые слова, что говорят о них местные жители. После того как я это прочитала, то задумалась о своих похоронах. В плане того, какие цветы я хочу на могилу и куда поместить мой прах. А также задумалась о своем некрологе, в котором должны упомянуть о моей трансцендентальной крутости, о том, что я выиграла Олимпиаду и получила Нобелевскую премию.

– И во что ты играла? – интересуется Гат.

– Может, в гандбол.

– А на Олимпийских играх есть гандбол?