- Вот только не надо опять о милицейской чести рассказывать, - взмолилась я. – Меня за три года от этих разговоров тошнит. Не верю я в эту самую честь, не верю. Если я много улыбалась и молча вас слушала, то это совсем не значит, что я дура, Миша. Так что давай без прикрас и рассказов о «милицейской» семье. Я просто хочу знать, когда он мне позвонит. Мне развод нужен.
Мишка всерьёз насупился, оскорблённый в своих лучших чувствах, а на меня смотрел так, словно я с ним разводиться собралась.
- Он сейчас не может. Он в больнице.
Я заинтересовалась. Романов же помялся, но, в конце концов, отрывисто сообщил:
- Несчастный случай. У него обе руки в гипсе.
Я сначала на Мишку глаза вытаращила, а потом не удержалась и фыркнула. Мишка тут же озлобился, а я поспешила отвернуться. Ну а кто бы на моём месте удержался? Есть всё-таки на этом свете справедливость, есть!
- И что же с ним, интересно, приключилось?
- Я же тебе сказал!.. И прекрати улыбаться, Ника.
Я брови сдвинула, покивала с серьёзным видом, но потом всё равно рассмеялась, чем вызвала у Романова просто бурю негодования.
К матери я подниматься не стала. Только глаза к окнам её квартиры подняла, а потом такси вызвала. Мишка уехал, разозлённый моим весельем и несправедливым, как он считал, отношением к его лучшему другу, с которым я поступила так недостойно, и соответственно, даже не подумал помочь, оставил меня у подъезда с кучей вещей, самой разбираться со своими проблемами.
Да и чёрт с ним! Разберусь, не в первой. К тому же, надо привыкать. Я, отныне, девушка одинокая, помогать мне некому.
В ожидании машины я присела на кривоватую лавку у подъезда, поздоровалась с прошедшей мимо соседкой. Та приостановилась и кинула любопытный взгляд на кучу моих вещей на асфальте.
- К нам переезжаешь, Ника?
Я улыбнулась и головой покачала. Не дождавшись больше от меня никаких объяснений, соседка неохотно пошла прочь. Зато появился отчим. Из подъезда вышел, в спортивных штанах, домашних шлёпанцах, с незажжённой сигаретой в зубах, с соседкой в дверях столкнулся, поздоровался вежливо, а сам на меня посматривал. Я тоже его разглядывала, и от вида его довольной физиономии, невольно скривилась. Таким гоголем смотрелся – ухоженный, откормленный, по всему видно, что жизнью доволен. К лавке подошёл и прикурил, наконец.
- В гости не зайдёшь? – вместо приветствия поинтересовался он.
- А меня там ждут?
Усмехнулся и сел.
- А нет никого. Кроме меня.
- Тогда точно не зайду.
- Почему?
- А мне с тобой говорить не о чем.
- О, как всё серьёзно. – Разглядывать меня принялся, как Мишка совсем недавно, потом попросил: - Посмотри на меня.
- Не буду. Боюсь, не удержусь и в морду тебе плюну.
Он засмеялся.
- Ника, Ника. Ты теперь что, на всех мужиков злая, что ли?
- Даже не надейся. – Потом всё-таки повернулась к нему, в упор посмотрела и спросила: - Так что ты моему мужу про меня говорил? Что я шлюха?
Отчим сигарету от губ отнял, дым в сторону выдохнул, а сам с трудом широкую улыбку сдерживал, я видела. Головой качнул.
- Такого я не говорил.
Я скептически посмотрела.
- Да что ты!
Я глазами сверкала, а он с удовольствием ко мне приглядывался.
- Я не так говорил, это уже Витёк сам додумал. С тобой пожив.
- Сволочь.
- Кто?
- Вы оба.
- А-а.
Вокруг никого не было, и я с удовольствием локтём ему в бок заехала. Сергей охнул, а потом за руку меня схватил.
- Надо на ком-то злость выместить?
- Ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь, понял? Ты мне кто? Что ты лезешь со своими разговорами по душам? Мало тебе Витька тогда съездил?
- Сначала мне, а потом тебе. Как оказалось, за дело. Разве я не прав был?
Я руку свою освободила и прямо спросила:
- Тебе что нужно?
- Мне? От тебя? – Он смешно потряс головой, якобы не понимая, о чём я речь веду.
- А если я матери расскажу? Как ты меня по углам зажимаешь с юности?
Мы встретились с ним взглядами.
- А если я расскажу, как ты мне на шею вешаешься практически.
- Мечтай.
- Мечтаю. Давно уже.
Я ответить ему не потрудилась, с лавки поднялась и к сумкам своим отошла. А отчим никак уняться не мог.
- Слушай, а говорят этот мужик мой ровесник. Да?
Я продолжала стоять к нему вполоборота, даже головы не повернула, только руку в бок упёрла.
- Возможно. Только в отличие от тебя он по дому в трениках не ходит. Это ведь ты у нас, Казанова районного масштаба.
- Ох, Ника, ничему тебя жизнь не учит. Уж пора бы язычок научиться прикусывать, а ты всё нарываешься.
- Иди к чёрту. Скажи спасибо, что тебя мать терпит. Где бы ты был без неё? Давно бы подцепил заразу какую и помер.
Сергей снова хохотнул, правда, весёлости в нём значительно поубавилось с начала нашего разговора, тоже поднялся, ко мне шагнул и за талию меня прихватил. Я охнула и сумочкой ему по руке заехала.
- Пыл умерь.
Руки он, конечно, убрал, даже серьёзности вперемешку с тревогой на себя напустил, на всякий случай, вдруг соседи в окна подсматривают, за моим плечом стоял, изображая любящего родителя, беседующего с непутёвой дочерью. Помолчал, затем спросил:
- Что делать собираешься?
- Жить.
- Как?
- Нормально. Квартира есть, работа есть. Что ещё надо?