От безделья, по найденному в планшетнике чертежу, вздумалось мне спаять вполне разумный подводный фугас(брандер) И.Фицтума. На Чесме русский флот добился успеха и более примитивными средствами. Пара листов припасённой для ремонта обшивки меди выделили мне из судовых запасов, а олово и канифоль своя имелась. Хотя вначале развёртку начертил на большом бумажном листе, но зато не напортачил при раскрое отнюдь не лишнего материала. Черный порох для заполнения адской машины так же выделено мне было из казённых запасов аж 5 пудов. Вот запальное устройство уже из собственных материалов изготовил, правда держал его отдельно, от греха подальше.
Хотел ещё якорную мину спаять. На них ещё в 1842 году в России свой начальный капитал Эммануил Нобель заработал. Получив от Государя премию в 25 тыс. рублей после демонстрации взрывного устройства на реке Охте. В этой войне применено якорных мин г. Нобеля, а так же г. Якоби было русским флотом у берегов Кронштадта и на Черном море более 3 тыс. штук. Зафиксировали даже подрывы четырёх неприятельских судов, но заряды весом 4-5 кило им существенного вреда не причиняли. А французский пароход-фрегат "Мерлин", под управлением адмирала Пено, даже дважды подорвался, но особых повреждений при этом не получил. В отличие от пиротехнических Нобелевских, гальванические мины Якоби снаряжались более серьёзно - до 28 кг пороха, а сделанные с учётом ошибок в 1954 году - до 55 кило. Но "тяжёлые" ставились во вторую линию обороны, и в деле испытать их не вышло. Хотя Балтийскую эскадру Непира наличие минных полей напугало так, что даже Кронштадту пострелять не пришлось. Мне же впредь запретил капитан казённый материл ради коротания времени переводить, ибо проконтролировать эффективность действия в воду выброшенных ценностей затруднительно являлось. Потому жар сердца и зуд творчества применить пришлось на доработку того что уже имел. То есть фугас стал совершенствовать "из того что было" в личной собственности. Хотелось совместить и якорную, и часовую мину в одном флаконе. Но даже будильника для такого дела не имел, а наручные мои часы по капсулю ударить не могли.
Благо, что как то читал, что в 20-м веке для активации "рогатой смерти" в качестве замедлителя сахар использовался. Причём, что бы несознательные матросы казённое добро досрочно не по назначению не использовали, добавляли при его варке всякую гадость. Я же отрывал от себя личную и единственную сахарную голову, что купил в Бразилии ради чаяпитий в семейном кругу, но дело превыше всего. Правда когда она растает и освободится предохранительный механизм даже не догадывался, ибо эксперимент провести было больше не на чем. Молил только Бога, и слабо надеялся, что сам к тому времени успею умотать.
"Сырость" изделия выражалась не только в ненадёжном замедлителе. Только гадать приходилось, на какую глубину рассчитывать минреп. Путём консультаций у моряков, выяснил что осадка "достойных внимания" судов будет колебаться от четырёх до семи метров. И ещё им желают семь футов под килем, то есть добавить следует ещё пару метров. Так что, если минреп отмерим метров в пять, то сверху и мину заметить не смогут, и подводный взрыв получится контактным. Значит произведёт самые крупные разрушения. Но всё это ляпалось настолько на "авось", что лучше бы был уклониться от реального применения получившейся адской машины. Не вышло! Ещё до Горна штормовать пришлось 20 суток кряду, изрядно расшатав набор корпуса и такелаж повредив. Отличием от "той" кругосветки являлось только то что никто от цинги не то что не погиб, но даже и не заболел. Войдя в Тихий океан пришлось убедиться что и ему название дано ошибочно. По закону подлости, в шторм потеряли с обшивки и несколько медных листов, что вело не только к течи, но и к обрастанию корпуса с потерей хода.
Так что вновь требовалось вставать не ремонт, что о атмосфере ожидания сражений было совсем нежелательным. Оставалось надеяться что или починиться до объявления войны успеем, или вероятный противник на своей основной базе в Ванкувере будет сидеть. Повернули на починку к перуанскому берегу, войдя в Кальяо 14 апреля. И там наш фрегат оказался блокирован поджидавшей именно наш фрегат англо-французской эскадрой.
К счастью, я единственный знал из истории, что война России объявлена была ещё 28 марта, но командующий объединённой эскадрой контр-адмирал Прайс этого не знал и ждал со дня на день возвращения посыльного судна с новостями. У капитан-лейтенанта Изыльметьева нервы оказались крепкими, и с головой дружил так же. Потому паники не поднял и видимость развёл такую, что чиниться не меньше чем на месяц настроен. Но в первую же туманную ночь спустил баркасы, и они отбуксировали на вёслах фрегат кормой вперёд в океан. Тут и мне всё же пришлось поработать на вёслах. Только ялика, помимо меня загруженного ещё и адской машиной. Пацанов на лихое дело брать не рискнул - пусть плывут на "Авроре" дальше, даст Бог свидимся.