Мы ничего им не должны!

Пока он опьяневший спал, моряка кто-то успел зарезать, тело прямо под столом и лежит… в заведениях на окраинах столицы и не такое бывает. Скорее всего – приревновал его любовник или дружок той самой девицы. С рассвета набежала полиция, явился комиссар и узнал старого знакомого. Далее все просто – им надо срочно найти убийцу и закрыть дело, а тут как назло Видок в руки полицейским угодил, как не воспользоваться случаем? Явно все подстроено, взяли полицейские его нож и в крови вымазали, теперь и доказательства есть для следствия. Кабатчик версию полиции подтвердил и дал показания, что "эти двое" ссорились и чуть до драки не дошло… Действительно, хватил разок он сгоряча морячка по морде и сам в ухо получил ответный удар – обычное дело между друзьями, только кто теперь поверит.

Суд, приговор… если бы не скотина комиссар то ограничились бы каторгой, но Видок шел как рецидивист, а значит – гильотина. Он подал прощение на имя императора, выразив готовность "кровью искупить", пусть отправят его рядовым в действующую армию… оставили без ответа. Год мучительного ожидания в одиночной камере, когда каждый день может стать последним. И чудо – вместо эшафота конвой ведет его к Самому на аудиенцию! Нет, не к Бонапарту, а к Жозефу Фуше, министру полиции… не бог, так хоть архангел его. Поговорили они по душам как земляки, оказывается "папа" Жозеф его до сих пор не забыл, хоть столько лет прошло. Удивительное дело сколько известных людей вышло из маленького провинциального Арраса: и Робеспьер, и Бонапарт, и Фуше и еще куча народу там отметилась. Словно Аррас – Мекка у турок, все там побывали!

– Помню, помню тебя… Кружку для подаяний у меня в приходе кто увел? Не ты ли часом?

– Так ваше превосходительство, по молодости же шалил… простите.

– Ладно, будем считать, что случайно вышло. Я выпросил для тебя у императора помилование, теперь ты мой должник по гроб… отработаешь.

Так вот и вышло, разминулся Эжен с жестокой девкой гильотиной, и теперь свой человек в префектуре. Официально пока не оформили его и даже жалование не положили, но министр обещал создать специальный отдел для земляка. В данный же момент Видок работает посредником между министром полиции и криминальным миром. Случиться громкое, "резонансное", как сказали бы в ХХ-ом веке дело, так его сразу же и подключают. Недавно была дерзкая кража королевских драгоценностей из Лувра, Фуше приказал – вернуть! Пришлось Эжену идти к заправилам парижского дна и доводить до них "волю партии". Собрались деловые люди по этому вопросу сходку прикинули, что и как и пришли к выводу что стоит прислушаться, иначе начнутся репрессии и уже налаженный бизнес пойдет прахом.

Вот тогда то и запала в голову Видоку идея-фикс, использовать служебное положение, что бы подмять под себя весь парижский криминал… да только не такая уж это простая задача, как сперва показалось.

Мечты, прожекты… ну их к черту пока он шел домой, хромая по холодной уличной грязи, так уж неоднократно раскаялся в прежних намерениях. Были бы деньги, так послал бы он к чертям и "папу" Жозефа и старых дружков-приятелей, уехал бы в провинцию или лучше даже – податься за границу, там точно не достанут.

Зайти теперь в кабачок, да пропустить стаканчик крепкой, дерущей горло виноградной водки, естественно желание промокшего до нитки человека. Какое там, он уже миновал по пути пару "заведений", но их призывные огоньки не для него… Вход франк, а выход – десять, хорошо если еще так выйдет, его же с учетом нынешнего статуса скорее всего и вообще вынесут оттуда вперед ногами. Для парижской "братвы" он теперь – Иуда, лишь немногие, самые предусмотрительные и осторожные по старой памяти поддерживают с Эженом хорошие отношения. С остальными же… только деньги вперед, иначе и знать не желают, а раньше был он везде принят, везде был свои человеком.

Дошел наконец он наконец… вот сюда можно сунуться, это местечко – нейтральное, или по крайней мере не под Булочником состоит. Кабак "Белый аист", расположен почти на самой границе квартала, занимает нижний этаж высокого дома, фасад которого прорезан двумя длинными окнами. Над дверью, ведущей в темный сводчатый проход, висит продолговатый фонарь, на треснутом стекле которого выведены красной краской следующие слова: "Пускаем переночевать".