Мы — плотники незримого собора

Они вступили под сень фресок, на которых одни твари угрожали разинутой пастью другим тварям так, что захватывало дух. Рука об руку, они дивились тому, сколько плоти кануло в небытие, изумленно таращили глаза на вызволенные из недр земли и заново собранные скелеты. Любопытство одного шагало бок о бок с любопытством другого. Восторги юного вызывали давно забытую восторженность у пожилого.

– Посмотри, дедушка. Ты видел здесь хоть кого-нибудь из Грин-тауна?

– Только ты да я, Бенджамин.

– Единственные из наших, кого я помню, – мальчик перешел на шепот, – это мама и папа…

Во избежание сантиментов, дедушка быстро перехватил инициативу:

– Уж им-то здесь наверняка нравилось, сынок. А вот, посмотри-ка сюда!

Они зашагали дальше, изумленные, потрясенные, ошеломленные жемчужиной в коллекции кошмаров, запечатленных Чарльзом Р. Найтом[6].

– Он – поэт с кистью, – сказал дедушка, балансируя на краю Большого каньона Времени. – Шекспир фресковой живописи. А ну-ка, Бенджамин, где тот большой пес Рекс, о котором ты так мечтаешь?

– Этот небоскреб и есть он?!

Над ними вздымалась колоссальная фигура. Они вприглядку подбирали неслышные мелодии на длинном ожерелье-ксилофоне из костей.

– Лестницу бы сюда.

– Чтобы вскарабкаться по ней, словно безумный дантист, и попросить пошире открыть ротик?

– Деда, он что, ухмыляется?

– Как моя тёща на нашей свадьбе. Хочешь, посажу тебя на плечи, Бен?

– А можно?

У дедушки на плечах Бенджамин, затаив дыхание, прикоснулся к… древней Улыбке.

Потом, словно что-то было неладно, притронулся к своим губам, деснам и зубам.

– Засунь голову в пасть, сынок, – предложил дед, – посмотрим, откусит или нет.

Шли недели, бежало лето, росли стопки книг. В комнате Бенджамина расстилались наброски – чертежи костей, стоматологические карты юрского и мелового периодов.

– Сюда бы еще «Отче Наш», – задумчиво сказал дедушка. – А это

что такое?

– Убийственные картины мистера Найта, который зрит сквозь время и зарисовывает увиденное!

И тут в окно верхнего этажа ударился камушек.

– Эй! – кричали снизу голоса. – Бен!

Бен подошел к окну, поднял его и прокричал сквозь сетку:

– Чего надо?

Это оказался один из мальчишек с лужайки.

– Где ты пропадаешь неделями, Бен? Пойдем купаться.

– Больно нужно, – ответил Бен.

– Потом пойдем к Джиму делать мороженое.

– Больно нужно! – Бен захлопнул окно и, обернувшись, увидел изумленного деда.

– Я думал, банановое мороженое сводит тебя с ума, – сказал старик. – Сколько недель ты сидишь взаперти. Бог тебе в помощь.

Дедушка пошарил в карманах, отложил какие-то бумаги и отыскал объявление.

– Я знаю, что с тобой делать. Читай!

ВОСКРЕСНАЯ ПРОПОВЕДЬ. ПЕРВАЯ БАПТИСТСКАЯ ЦЕРКОВЬ.

В 10:00. У НАС В ГОСТЯХ ПРОПОВЕДНИК ЭЛСВОРТ КЛЮ.

ПРОПОВЕДЬ «ГОДЫ ДО АДАМА, ВРЕМЕНА ДО ЕВЫ»

– Ух ты! – воскликнул Бенджамин. – Это то, что я думаю? Мы можем пойти?

– Вот твоя шляпа. Куда торопиться! – сказал дед.

Так как день был не воскресный, ожидание тянулось долго. Но рано утром в воскресенье Бен потащил деда в Первую баптистскую церковь.

А там, конечно же, Укротитель страшилищ преподобный Клю сдобрил свою проповедь бегемотами, охотился на китов, вылавливал левиафанов, изучал бездны и под конец пригнал громыхающее стадо, если не динозавров, то их ближайшую родню, изрыгающую серу! И все они ждут не дождутся в своих огнедышащих ямах, когда к ним на восхитительную раскаленную жаровню посыплются христианские мальчики.

Во всяком случае, так показалось Бенджамину, который смирно просидел первый в своей жизни церковный час. Глаза у него не слипались, рот не зевал.

Преподобный Клю, заметив лучезарную улыбку и горящие глаза мальчика, иногда поглядывал на него по мере того, как отслеживал генеалогию зверья с Люцифером – черным пастухом во главе своры.

После полудня выпущенные из Бестиария прихожане еще дымились от головокружительного катания по Аду. Они неуверенно переступали с ноги на ногу и щурились на солнце после того, как узнали о допотопных мясорубках больше, чем хотелось. Все, кроме Бенджамина, который открыл для себя преподобного, оглушенного собственным красноречием, и орудовал рукой как рукояткой насоса в надежде, что из уст божьего человека хлынет новая порция звериных чудес.

– Преподобный отец, чудища! Вот здорово!

– Все же не нужно ставить свечки чудовищам как людям, – молвил преподобный, старясь не сбить проповедь с пути истинного.

Бенджамин не сдавался.

– Мне понравились ваши слова про исполнение желаний. Это правда?

Преподобный чуть не вздрогнул от мальчишечьего взгляда, пылающего, как сигнальная ракета.

– Что именно?..

– Ну, если кому-то ужасно хочется, чтобы что-то произошло, то оно происходит? – пояснил Бенджамин.

– Если, – встрял дед, чтобы спасти преподобного от своего отпрыска, – если ты жертвуешь бедным, правильно молишься, аккуратно делаешь уроки, убираешь свою комнату…

На этом воображение деда иссякло.