Мы поем глухим

Зато она хорошо отдохнула и выспалась. Была бы ее воля, она осталась бы на этой почтовой станции еще на день. Условия оказались прекрасные, еда вкусной, а комната уютной. Да и лошадям необходимо было хорошенько отдохнуть. О чем она и сказала рано утром, спустившись к завтраку. Но месье Рожер ее не поддержал.

— Не будем терять времени, — сухо сказал он.

— Потом не говорите, сударь, что я вас не предупреждала! — разозлилась она. — С каждым днем дорога будет только хуже, и почтовые станции не через каждые двадцать верст, а через сорок! А постоялые дворы в российской глубинке такие, что далеко не всякий захочет там остановиться!

— Мадам, вы меня постоянно пугаете! В то время как я еще не встретил на нашем пути ничего дурного! Кроме… — он внезапно замолчал.

— Ну же! Договаривайте! Кроме меня?

— Вы сами все сказали, — он отвел глаза и вышел в сени.

Александра вынуждена была последовать за ним. Видимо, дама, которая как раз садилась в свой экипаж, тоже торопилась. Было раннее морозное утро, солнце еще не взошло, и дама, так же как и графиня Ланина, куталась в меха. Но Александра знала, что холод — это далеко не самый лютый враг. Да и не так уж и холодно в самом конце февраля, особенно в этой части страны, где большее неудобство доставляют пронзительный ветер да изморось, которая сыплется из туч вместо снега. А вот летом покоя не дают комары и мухи, и сладу с ними никакого нет. Да еще жара, духота. Летом на постоялых дворах спать вообще невозможно. Если только с ног не свалила смертельная усталость.

И это еще была та самая часть России, которую называют европейской! что-то творится в российской глубинке? На Сибирском тракте? Или на Владимирском?

— Трогай, голубчик! — услышала она и невольно вздрогнула.

Голос показался ей знакомым. Александра попыталась заглянуть за занавески, чтобы увидеть лицо дамы, но успела заметить лишь рыжеватую прядь волос. Сердце ее тревожно забилось. «Неужели?… Нет, показалось! А что, если так? Кэтти Соболинская едет в Германию. Или дальше, в Париж… Господи! Кэтти едет в Париж!»

— Мадам! — окликнул ее месье Рожер. — Я не смею вас торопить, но лошади…

Она неохотно села в свой экипаж. Опять утомительная дорога до темноты, мрачное молчание Армана Рожера, молчаливое сочувствие Адель. И пейзаж, который становился все более унылым.

«Дрожащие огни печальных деревень…» — невольно вспомнила она стихи Михаила Лермонтова. Да, это Россия…

Кэтти Соболинская (а это и в самом деле была она) тоже обратила внимание на даму в дорогих мехах. Вчера по прибытии эта дама сразу же поднялась в свою комнату и к ужину не спустилась. Кэтти и не намерена была ни с кем общаться. Но статная фигура дамы, закутанная в соболя, ее повадка, грация, с которой та оперлась на руку своего спутника, яркие волосы медового оттенка, — все это показалось Екатерине Григорьевне чрезвычайно знакомым. И она заволновалась.

«Эта женщинавозвращается в Россию? Уж не хочет ли она вернуть себе утраченное? Но это значит, что она отказалась от моего Сережи! Ходили слухи, что она отправилась за ним во Францию. Что ж… Выходит, он не с ней. С кем, значения не имеет. Главное, что не с ней. Главное было оторвать их друг от друга. Но в чем тут интерес барона Редлиха, который прислал мне письмо с просьбой о встрече? И который ждет меня в Париже? Впрочем, я скоро узнаю. Самая утомительная часть пути уже позади. За каких-нибудь пять дней я доберусь до Парижа и увижу барона. Говорят, он сказочно богат, богаче самого короля. Эта встреча может быть для меня чрезвычайно полезной…»

Под мерный стук колес Кэтти вскоре задремала. Ее ждали Париж и барон Редлих. И совсем иное ждало графиню Ланину.

Как и предупреждала Александра, дорога становилась все хуже. Когда колеса окончательно увязли в снегу, она сказала месье Рожеру:

— Надо сменить карету на кибитку. А колеса на полозья саней. Это Россия, месье. У нас сейчас зима, хоть и самый ее конец. Благодарение Господу, уже не так холодно. Но снег будет лежать еще с месяц, а то и дольше.

— Я никогда не видел столько снега! — в отчаянии сказал Арман Рожер. — Вы правы, сударыня, нам надо сменить экипаж.

Александра посоветовала ему не поскупиться и взять две самые резвые тройки.

— Но почему две? Не слишком ли это большая роскошь, везти камеристку в отдельном экипаже?

— Так лошадям будет гораздо легче, и они пойдут быстрее. И потом: ваш кучер не знает дороги. Он поедет следом за тем, кто хорошо ее знает.

— Вы правы, мадам, — вновь был вынужден согласиться с ней Арман Рожер.

После торгов со смотрителем француз пришел в бешенство.

— Это грабеж! — возмутился он. — Я оставляю ему отличных лошадей, а он взамен дерет с меня три шкуры за своих паршивых!

Александра не выдержала и расхохоталась.

— Что вас так развеселило, сударыня? — еще больше разозлился месье Рожер.

— Я просто вижу, что на моей родине за год ничего не изменилось! Да и не могло измениться. Голод, холод, придирки, прижимки и все та же дороговизна! Я советую вам платить и не возмущаться. Иначе вы вообще ничего не получите и не тронетесь с места.