Мы совершенно не в себе

Кимми откашлялась.

– Они просили передать, что, если вернешься в течение часа, а ты едва успеваешь, приходи к ним в кафе с крепами. Они там ужинают.

Значит, надо всего лишь выйти на улицу, снова пройти несколько кварталов под ледяным ливнем – и я увижу Лоуэлла. Внутри что-то всколыхнулось, помесь радости и тошноты, эдакий рвотный сироп счастья. Я увижу Лоуэлла.

С Харлоу.

Как же мы обо всем поговорим при ней?

Но так ли уж я хотела говорить обо всем?

Я сгорала от нетерпения. И все же не была до конца готова. Так что я отправилась в свою комнату, обмотала голову полотенцем и переоделась в сухое. А потом раскрыла небесно-голубой чемодан, где поверх сложенных вещей кверху задом раскинулась мадам Дефарж. Вынула ее. Она пахла сигаретами, на платье мокрое пятно. Она явно неплохо провела ночь. Но в целом без урона, волосок к волоску. Можно спокойно отсылать домой, когда авиакомпания наконец удосужится ее забрать, и все в полном порядке, как и было обещано.

И вдруг, не пойми с чего, мне стало больно при мысли о расставании с ней. Вся наша жизнь – сплошные встречи и проводы. “Я тебя едва знала, – сказала я. – И теперь ты покидаешь меня”. Она воззрилась на меня глазами из “зловещей долины”. Щелкнула змеиной пастью. Я обвила ее руками свою шею, как будто ей тоже было жаль прощаться. Спицы кололи мне ухо, и я подвинула ее. “Пожалуйста, не уходи”, – сказала она. А может, я. Кто-то из нас точно.

Обратной стороной солипсизма можно назвать теорию модели психического. Она подразумевает, что, хотя непосредственно наблюдать этого нельзя, мы легко приписываем психические состояния другим (а также и себе, поскольку исходим из постулата, что понимаем собственные психические состояния в достаточной мере, чтобы делать обобщения). Таким образом, мы постоянно считываем чужие намерения, мысли, знания, незнания, сомнения, желания, соображения, догадки, обещания, предпочтения, цели и много-много чего еще для того, чтобы вести себя как социальные существа.

Детям до четырех лет сложно последовательно выстроить хаотично перемешанные картинки. Они могут описать их каждую в отдельности, но не способны увидеть намерения и цели персонажа. Это означает, что они не улавливают именно того, что связывает картинки. Они не улавливают истории.

У маленьких детей есть врожденные способности к формированию модели психического (так же, как и языка, о чем пишет Ноам Хомский); но они еще не развиты. Взрослые и дети постарше без проблем выстраивают картинки в связный сюжет. Я и сама много раз проходила в детстве этот тест и не припомню, чтобы у меня не получалось, хотя, если Пиаже говорит, что один раз такое было, значит, было.

В 1978-м, когда Ферн еще мирно поживала себе в нашей семье, психологи Дэвид Примак и Гай Вудрафф опубликовали статью под названием “Есть ли у шимпанзе модель психического?”. В ней они опирались, главным образом, на серию экспериментов, которые проводились с участием четырнадцатилетней шимпанзе Сары для того, чтобы выяснить, способна ли она считывать человеческие намерения в заданных ситуациях. Они пришли к заключению, что в известной степени – да, способна.

Дальнейшие исследования (и этим как раз занимался мой отец) поставили их результаты под сомнение. Не исключено, что шимпанзе лишь предугадывали поведение, основываясь на предыдущем опыте, а вовсе не распознавали чужое желание или намерение. Следующие годы экспериментов были в основном направлены на усовершенствование методов внедрения в сознание шимпанзе.

В 2008-м Джозеф Колл и Майкл Томаселло по-новому взглянули на весь спектр подходов к вопросу, а заодно и на результаты. И согласились с выводами тридцатилетней давности Примака и Вудраффа. Есть ли у шимпанзе модель психического? Они ответили безусловным “да”. Шимпанзе действительно видят, что психические состояния, такие как цель и знание, объединяются для совершения сознательного поступка. Они даже понимают концепт обмана.

Чего шимпанзе, похоже, не в состоянии понять, так это ложного убеждения. В их модели психического нет того, что отвечает за поступки, вызванные убеждениями, которые противоречат реальности.

Ну в самом деле, и как без этого выжить в мире людей?

Примерно в возрасте шести-семи лет у детей развивается модель, которая осваивает многоуровневые психические состояния. Они уже давно овладели материалом первого порядка – скажем, “мамочка думает, я уже в кровати”. Теперь они учатся оперировать (и с выгодой пользоваться) дополнительным уровнем – “папочка не знает, что мамочка думает, что я уже в кровати”.