В один из четвергов посреди зимнего семестра первого года обучения Мика явился в ешиву в разгаре приступа. Он не предупредил о приезде и не стал здороваться с Йонатаном, а немедленно разместился у боковой полки с Танахами и стал писать на форзацах «король Мика Первый». Не привлекая внимания, без лишнего шума украшал Танах за Танахом своим новым девизом, выведенным красными каракулями. Свое новое звание вписал и во все труды рава Кука. Поначалу никто этого не заметил, лишь через несколько часов, вечером, Йонатан в бейт мидраше[69]
обратил внимание на двух учеников-старшеклассников, которые стояли с раскрытыми книгами и смущенно хихикали. Заметив, что они искоса поглядывают на него, он подошел, взглянул на книги и сразу узнал необычный крупный почерк брата, который всегда был таким уверенным, в отличие от тоненьких, несмелых почерков Йонатана и Идо. Не было сомнений: им известно, что Мика имеет отношение к нему.В ту ночь он почти не спал, в пять утра ринулся в бейт мидраш, в жуткой тьме нажал на выключатель, десятки ламп дневного света устало замигали и засветились белым, и он затолкал все книги Танаха в свой огромный восьмидесятипятилитровый рюкзак и даже не стал дожидаться утренней молитвы в ешиве, а помолился один с первыми лучами рассвета и немедля помчался на маленькую автобусную станцию, где сел на первый автобус до Беэр-Шевы.
В воскресенье он вернулся в ешиву, при нем были новые Танахи, которые он купил в большом магазине религиозной литературы на автовокзале. Танахи «короля Мики» он сложил в генизу[70]
возле «Штиблах» в Катамоне, а страницы-улики с Микиным почерком выдрал и разорвал на мелкие кусочки.— А родителям ты об этом рассказал? — осторожно спросила Алиса, которая почувствовала к нему большую близость после этого откровенного признания.
— Нет, что ты, — ответил он, отводя глаза к морю. — Они и так почти не в себе от этой истории. Ты единственная знаешь, — подмигнул он, словно сумев внезапно обнаружить в постыдной истории комический оборот.
Алиса не сдавалась. Она была полна решимости обсудить тему обстоятельно, будто для отчета ей оставалось выяснить несколько мелочей, и уж тогда картина полностью сложится.
— Скажи, а что он делал, когда все ушли в армию? — полюбопытствовала она.
— Ты в самом деле хочешь знать? — попытался увернуться он. Алиса кивнула. — Ладно, но когда наскучит, прерви меня.
Покорно пожав плечами, он рассказал ей об обычном вечере во время летних каникул между первым и вторым годом учебы. Сидя в своей комнате, он услышал дома шум и вышел посмотреть: родители и старшая сестра Ноа сидели с Микой в просторной гостиной, откуда открывался вид на изгибы темных холмов под Беэротом, спускающихся к Мертвому морю. Ноа специально приехала из деревни, привезла свое противное «здоровое» печенье, и они втроем с пылом и усердием пытались объяснить Мике, почему служба в армии не пойдет ему на пользу. Они были убеждены, что Мику надо беречь как хрустального, хотя физически он был здоровее их всех. Армия была готова попробовать занять его добровольцем в тылу, но призывать в боевые части «Голани» отказывалась наотрез. Тут Йонатан взглянул на Алису и увидел, что на ее лице написан живейший интерес и полностью отсутствует беспокойство в связи с поздним часом.
Отец посоветовал Мике пройти альтернативную службу, что прозвучало как читаемая с листа врачебная рекомендация. Он сказал, что в наши дни существует множество организаций альтернативной службы для парней, которые будут рады помочь. Права, которые они дают, — те же, что у выпускника боевых частей, да и вообще — кто сказал, что можно внести вклад только одним путем? У Бога множество путей, привел он афоризм мудрецов, тем самым превысив свой словесный лимит, и немедленно снова спрятался за непробиваемой стеной молчания.
После слов отца наступила пауза, Мика всхлипнул, утер слезу пальцем и, успокоившись, спросил: «Но кому я буду нужен, если не отслужу в армии? Кто меня полюбит?» — «Ты найдешь ту, что полюбит тебя и твое огромное сердце, — утешила его Ноа от имени всех женщин. — Она увидит твои замечательные черты характера, твою бесконечную щедрость, а не твою армию и не ранг, не все эти бесполезные внешние качества. Поверь, армия — в самом деле ерунда. Никому не нужные игры эго». — Она горячо обняла его, а за ней и отец, только быстро и неуверенно, обнял Мику.
— Это был единственный раз на моей памяти, когда папа кого-то обнял, — признался Йонатан Алисе, ненадолго отвлекшись от Мики. — Даже в канун субботы, во время благословения детей перед кидушем, труд обнимать нас он оставлял маме, а сам убегал принести вино и капнуть в него воды по хасидскому обычаю, принятому у них в семье, — лишь бы никого не обнимать.
Йонатан вновь украдкой глянул на Алису — на сей раз она намеренно избегала его глаз. Он был убежден, что она задается лишь одним вопросом: помешательство Мики и близкое к аутизму отчуждение Эммануэля — генетические ли они?