— Уходите скорее, раненым нужен теперь прежде всего покой. И потом я хочу по-настоящему помочь господину поручику выполнить его обещание.
Партизаны, толкаясь и стараясь не шуметь, вышли из больницы в морозную ночь.
— Если вы, господин поручик, обещаете мне в течение тридцати часов, считая от этой минуты, не предпринимать против нашего отряда никаких враждебных действий, я освобожу вас из-под стражи.
— Обещаю, — ответил поручик.
В конце концов он не так уж плохо выпутался из этой проклятой истории.
— Я пойду собирать к отъезду свое семейство, — сказал Олави, отделяясь на улице от остальных.
— Ну что ж, иди, — отпустил его Коскинен и на прощание прибавил, думая о Сара и Унха: — Какие отличные парни у нас, Олави!
Инари пришел в караулку точно к тому времени, когда нужно было расставлять на посты новую смену, и, только открывая дверь в помещение казармы, вспомнил, что за сутолокой и набежавшими неотложными делами он забыл взять в наряд, как собирался, еще нескольких партизан. Теперь было уже поздно, надо было как-нибудь выходить из положения. Он вошел в канцелярию. Все, за исключением раненых, были на месте.
— Медный Котелок не возвращался?
— Нет, Медный Котелок не возвращался еще.
— Нашел себе девчоночку по вкусу, — хотел пошутить Сунила, но, увидав морщины, набежавшие на лоб Инари, замолчал.
Инари мысленно сосчитал посты.
Если убрать одного часового, теперь уже лишнего, у штаба, при наличии Медного Котелка все было бы в порядке, а для следующей смены он что-нибудь сообразил бы. Взял бы еще пяток партизан из своей роты. Но вся беда в том, что Медного Котелка-то как раз и не было.
— Пора бы ему прийти, — проворчал Инари и решил: «На пост Медного Котелка стану временно я сам».
И он пошел снимать часовых и ставить новых.
Сменяемые радовались совершенно по-мальчишески вновь пришедшим. Было очень холодно, и вопреки всем уставным нормам Инари разрешил им с поста бежать прямо в караулку, а не идти вслед за разводящим.
Каллио был поставлен на улице вблизи от больницы, одно из окон которой было теперь освещено гораздо ярче, чем другие.
«Что там сейчас делается?» — подумал Инари.
Развод прошел мимо больницы. Сунила остался сторожить боковой проселок.
Большая дорога шла на запад.
Метрах в трехстах от околицы за селом дежурил партизан, тот, что был когда-то вместе с Инари в финском легионе в Мурманске у англичан. Здесь его все так и звали: «Легионер». Они поздоровались.
— Я сменю тебя здесь, — сказал Инари.
— Холодно здесь чертовски.
За селом сразу шла снежная равнина, лес начинался в полукилометре.
— Ты будешь моим заместителем в карауле, — сказал Инари. — Не забудь, как только придет Медный Котелок, послать его сюда. Это его пост, но он на время отлучился и некого было поставить. Так не забудешь?
— Не забуду. Надо сократить время смены до двух, три часа стоять трудно. К вечеру мороз крепчает.
— Ладно, вернусь в караулку, изменю расписание, пока руководствуйся тем, что я прибил на стенке. Там все посты пронумерованы.
И они, пожав друг другу руки, разошлись.
О том, что Унха ранен, Легионер еще не знал.
Он, как полагается настоящему часовому, не сошел во время стрельбы со своего места, он хотел спросить Инари, кто и почему стрелял. Но назначение его заместителем и то, что Инари сам встал на место часового, привело его в такое волнение, что он вспомнил об этом, только подходя к казарме.
В караулке все спали вповалку на полу: и те, что сейчас пришли усталые и замерзшие с постов своих, и те, что должны были через три часа сменять переминающихся сейчас от холода с ноги на ногу, стоящих на ночном дежурстве товарищей.
Легионер пришел позже других, потому что пост его был самый дальний.
Тепло сразу же сбило и его с ног, он лег поперек порога, чтобы услыхать сразу, как только войдет Медный Котелок. Но Медный Котелок и не думал приходить.
Инари не стоял на месте, чтобы не продрогнуть, — он наметил себе дистанцию до третьего телеграфного столба и обратно.
Сначала он спокойно раскатывал на лыжах по своему участку.
Потом он начал считать, сколько раз он прошел в одну сторону и сколько обратно.
Затем, чтобы время проходило веселее, он решил в одну сторону идти, отталкиваясь палками («Наверно, в больнице уже все кончилось? Интересно, как же они решили?»), а обратно идти, взяв палки под мышки.
Но он сбился со счета.
Оставалось только смотреть, как гаснут постепенно огоньки в окошках, точно размываются тушью, и считать, в скольких еще мерцает свет. Но вскоре считать стало нечего. Слабо светился только еще один огонек («Наверно, в штабе. Скоро смена»).
Инари устал шагать от столба к столбу, считать огоньки.
Он остановился, и холодок пополз за уши, защекотал подбородок, а подбородок как будто бы стал чужим, деревянным («Надо оттирать его снегом»). Инари остановился у телеграфного столба и похлопал его ладонью. Столб звонко отозвался. Инари приложил ухо к столбу и услышал печальное гудение.