Мы вернемся, Суоми! На земле Калевалы

Иван Фаддеевич длинным ивовым прутом хлестал по голенищу. Только что выбыл из строя дравшийся до последнего расчет станкового пулемета.

Убитые пулеметчики лежали в пыли дороги, около крыльца.

— Видишь сам, какие дела, — грустно сказал Иван Фаддеевич, выслушав нашу просьбу. — Рад бы в рай, да грехи не пускают. Я в себе не волен, спрашивайте у начальства.

На щеках его была трехдневная щетина, и я никогда до этой минуты не думал, что у него может быть такое усталое и бледное лицо. А ведь ему, командиру пограничной заставы, и мне, секретарю райкома комсомола, приходилось до этого не раз встречаться.

Он опустился на колени над убитым пулеметчиком и, расстегнув карман его гимнастерки, стал вытаскивать красненькую книжку — партийный билет. Все еще стоя на коленях, он вдруг заметил девушек, которые спокойно и неторопливо шли к нему по широкой и пыльной деревенской улице. Он их не знал, но я-то сразу узнал и ужаснулся, что они еще здесь. Это были Аня, Катя-медвежонок и Мария. Аня и Катя были одноклассницами, Мария — старше их, комсомолка, бухгалтер нашего леспромхоза.

На шелковых праздничных платьях девушек играли отблески пламени, охватившего село. Они шли к нам молодые, красивые в своей тревоге, принаряженные, словно на свадьбу.

Помню и по сей день белое платье Ани с синими-синими васильками, будто глаза ее сошли на шелк и расцвели на нем. Мария — в алом платье, словно трепещущее на ветру пламя. А вот в чем была Катя — хоть убей, не помню.

— Куда вы? Куда вы? — закричал я. — Бегите назад немедленно, в лес… — Я даже указал рукою, куда они должны были уходить, чтобы избежать опасности. Но они, не обращая внимания ни на мой окрик, ни на свист пуль, так же торжественно приближались к нам. — Марш отсюда! — повторил я. — Здесь опасно!

— Знаем, что не на вечеринку идем!

Есть у карельского народа древний обычай: готовясь к смерти, надевать лучшее платье. Так и русский солдат шел на штурм в чистой белой рубахе. И три девушки перед боем с врагом надели свои лучшие платья.

Стряхивая с колен пыль, Иван Фаддеевич смотрел на девушек со все возрастающим удивлением.

— Мы к вам, — сказала, подходя к командиру, Мария.

— Будем вместе биться! — подхватила Катя. — Мы стрелять из пулемета умеем.

Иван Фаддеевич недоверчиво оглядел подруг. Маленькая, коренастая Катя даже приподнялась на носки, чтобы казаться выше, и, замирая, ждала решения.

— А ну-ка ложитесь за пулемет, да побыстрее! — приказал Иван Фаддеевич.

И девушки бросились к пулемету.

В праздничных своих платьях они лежали за щитком на пыльной дороге.

И пулемет снова ожил.

Выполняя приказ командира, подруги прикрывали отход пограничников пулеметным огнем. А потом протащили «максим» через лес и болото и присоединились к пограничникам. Более сотни километров прошли девушки вместе с бойцами.

Давно изорвались об острые, колючие сучья их праздничные шелковые платья.

Иван Фаддеевич и два пограничника отдали им свои запасные брюки. Износились туфли. Бойцы предлагали подругам сапоги, но они оказались большими, а Катя-медвежонок и вовсе тонула в них. Обе ее ноги сразу входили в один сапог.

Более шестидесяти километров по кочкам, болотам и лесам в этом первом походе прошли девушки босиком.

Командование уважило просьбу партизан, и Иван Фаддеевич стал командиром нашего отряда. Он привел с собой Аню и Катю. Мария осталась у пограничников.

— Так вот, девушки, — говорит Кархунен и встает с камня. — Партизанскую присягу помните?

Но разве кто-нибудь, кто однажды всей силой сердца своего поклялся перед товарищами в лесу нерушимой партизанской клятвой, может забыть ее?

— Что вы! — вспыхнула Катюша.

— Это я так, для порядка, — сказал Кархунен и еще ближе подошел к девушкам. — По лесу вы ходить умеете, я знаю.

Девушки застыли в ожидании.

— Вот что, милые! — перебил комиссара Иван Фаддеевич.

Даша сняла закопченный котелок с треноги.

— Вот что, милые, — повторил Иван Фаддеевич, обращаясь к девушкам, которые вплотную подошли к носилкам. — Враг идет по пятам. Отряд каждую минуту может быть снова окружен. Придется пробираться к Большой земле извилистыми путями. Мы должны сковывать силы врага как только можно. Когда и как со своими встретимся — сейчас неизвестно. Но мы захватили важнейшие приказы и планы. Понятно? Срочной важности бумаги. Ясно?

— Понятно, Иван Фаддеевич, — быстро отозвалась Катя.

Она стояла у носилок, рот ее был полуоткрыт, и, беззвучно повторяя каждое слово командира, она шевелила губами, как это делают малограмотные, читая про себя незнакомую книгу. Милый ты наш медвежонок!

— Пока отряд будет по лесам продираться, — строго продолжал комиссар, — документы эти необходимо быстрее перебросить к нашим. Понятно?

Да, это тоже было понятно девушкам. У командира, очевидно, не хватало сил продолжать разговор, он застонал, побледнел и приложил руку к груди.

И сразу же Аня наклонилась над ним и стала поправлять перевязку. Через бинты проступила кровь. Аня тревожно оглянулась.