Мы вернемся, Суоми! На земле Калевалы

Мы проехали через все Белое море в Архангельск, и там нанялся я работать по погрузке и разгрузке иностранных пароходов, которых скопилась в порту уйма. Все они были с военным грузом и спасались в северных морях от германских подводных лодок.

Так я работал грузчиком дней десять, когда меня вдруг арестовали и привели в тюрьму. Там уже сидело человек триста — финны, китайцы, русские. Больше всего — финнов. За что мы были арестованы, я и до сих пор не знаю.

Отобрали всех финнов — пятьдесят восемь человек — и отправили через Вологду и Питер в Суоми.

Больше года работал я снова лесорубом в Похьяла, когда до нас долетела весть о революции в России. У нас начались волнения, многие бросили работу. Я тоже поехал на юг, в Тампере, и там мне удалось поступить на фабрику. Но не за этим я поехал туда. Не смотри, что я с виду кажусь не очень сильным. Силы у меня хватает. Видишь, какие бицепсы! — Инари опустил весла в воду и, засучив рукав, показал свои мышцы. — Плаваю я тоже неплохо. Никто из лесорубов Похьяла не мог положить меня на обе лопатки… А тогда я мечтал стать чемпионом Суоми по французской борьбе. — Инари улыбнулся своим воспоминаниям. — И знаешь, я уже был близок к своей цели. Тогда обо мне много писали в газетах. Нет, имя у меня тогда было другое: Ивар, так назвал меня при рождении отец. Но на финальный матч я не пошел. Нашлось дело поважнее. Красногвардейцы избрали меня командиром роты. Вместе с ними дрался я на центральном фронте, а потом вырвался из осады и на шлюпке с боевыми товарищами пробрался в Кронштадт.

Жили мы все одной надеждой: отдохнув, снова отправиться на фронт. Но революция наша была разбита.

Инари прервал свой рассказ и сосредоточенно замолчал.

Кто может понять, что означают горькие слова: «Революция разбита!»

Коскинен, услышав их, подумал о красном огне на вышке Рабочего дома — сигнале, которым начиналось восстание, и вспомнил о том, как красное знамя хлестало по ветру на флагштоке здания сейма и как тяжело было через несколько месяцев видеть другие, чужие, бело-синие цвета. Он шел по улице, и весь город стал сразу пустым, чужим, враждебным.

Нет, тому, кто изведал весь восторг победы, тому, кто пил горькую воду канав, тому, кто замерзал в полярной пурге дремучих лесов, ел кашу из жита, и видел всю землю освеженной, и все переживал заново, тому, кто после не знал неумолимой горечи утраты завоеванного, гибели лучших товарищей от цинги и расстрела, не видел родных улиц, попираемых самодовольными врагами, — нет, тому не понять, какая неумирающая боль звенит в словах: «Революция разбита!»

Коскинен молчал.

— В августе восемнадцатого года на учредительном съезде нашей партии я впервые тебя увидел, — продолжал Инари. — Там мы поклялись жизни своей не щадить в борьбе за свободу Суоми! Мы поклялись Ленину — в битве за дело рабочего класса быть в первых рядах…

Они пристали к Звериному острову, привязали к колышку лодку и, затерявшись в праздничной толпе только что сошедших с пароходика пассажиров, пошли по ровным дорожкам парка.

Они стояли у решетки, ограждавшей медвежат от любопытной детворы. Медвежата, возились, опрокидывая друг друга, а детишки визжали от восхищения и совали куски белой булки сквозь проволочную решетку.

Песок шуршал, уминаемый тысячами подметок, на море мелькали огромные крылья яхт, и оркестр в ресторане Хегхольма играл национальный гимн и новые, только что пришедшие вместе с гуверовским ржавым салом шимми, чечетки, фокстроты.

Был праздник и последние дни морских купаний.

Инари и Коскинен молча сели за столик и, проглотив легкий завтрак, запивали его пахучим крепким горячим кофе.

Праздничный день проходил мимо них. На лужайке у берега лежали со своими семьями чиновники, торговцы, доктора и инженеры из тех, кто не успел еще обзавестись своей яхтой.

«Приобретай моторные лодки, учись управлять ими — это великое оружие в будущей войне за нашу независимость!» — гласили объявления, сбывающие хлам западноевропейских и американских фирм.

— Когда рабочая революция в Суоми была разбита, — продолжал свой рассказ Инари, — многие наши товарищи на севере перешли границу и стали собираться в Княжьей губе, Кандалакше, Мурманске. Много финнов работало там на постройке железной дороги. Все они ненавидели лахтарей и солдат Вильгельма, которые с помощью Свинхувуда водворяли на финляндский трон захудалого германского принца.

Инари рассказывал, как в Мурманске появились английский флот, королевская пехота, шотландские стрелки. Интервенты обратились к финнам.

— У нас и у вас, — говорили они, — общий враг: германская армия. Давайте объединимся в борьбе. Общими силами изгоним немцев и их союзников из Суоми!..

Они объявили запись в финский легион британской королевской армии.

— Записывайтесь в легион, — сказали они голодным финнам, строителям дорог и лесорубам, — вы получите прекрасный паек. Белый хлеб, сгущенное молоко, отличные консервы, шоколад…