Мышеловка на три персоны

— Так вот, Варвара Никитична позвонила мне и сообщила, что примерно за год до того к ним в музей поступила коллекция живописи одного скоропостижно скончавшегося Новинского старожила. Ничего особенного, средняя живопись провинциальных русских художников девятнадцатого века. Ну, она эту коллекцию приняла на хранение, и только сейчас дошли руки до тщательного осмотра. И вот при этом осмотре она обратила внимание на одну картину… откровенная халтура, пара коров, покосившийся забор и свинья в луже, ни колорита, ни настроения. Но, во-первых, слишком свежие краски, и во-вторых — наоборот, слишком старый холст. Такой старый, что у Варвары Никитичны всплыли в памяти голландские холсты эпохи Возрождения. Она попробовала осторожно снять красочный слой в одном уголке, и действительно нашла под ним старую живопись.

— То есть под этими коровами была скрыта совсем другая картина? — изумлённо проговорила Ирина.

— Ну да, — кивнул Вольфганг Степанович, — старинную картину записали какой-то мазнёй… продолжать Варвара Никитична не стала, поскольку она не профессиональный реставратор, боялась попортить… ну и позвонила мне.

— А почему вам? — поинтересовалась Ирина. — Почему она не сообщила о находке своему непосредственному начальству?

Хороший вопрос, — хозяин кабинета с интересом взглянул на Ирину, — видите ли, в чем дело… тогда, в середине девяностых годов, в музейном деле творилось черт знает что. Даже в столицах пропадали ценнейшие экспонаты, люди без стыда и совести разворовывали музейные коллекции. Это в столицах, можно сказать, на виду у общественности! А там, в провинции, было ещё хуже. Директором их местного музея был в то время очень сомнительный человек, и Варвара опасалась, что если она сообщит ему о своей догадке, картина тут же уплывёт за рубеж. Вот она и хотела сначала заручиться моей поддержкой… у меня, знаете ли, и в то время было в некотором смысле имя…

— И что же случилось дальше? — поторопила его Жанна, скосив глаза на часы.

— Вы куда-то торопитесь? — поинтересовался Вольфганг Степанович, заметив её взгляд.

— Мы — нет, но ваша секретарша сказала, что у нас только двадцать минут…

— Нелли Львовна строга, — мужчина рассмеялся, — я её сам побаиваюсь! Но не бойтесь, я вам все расскажу!

Он нажал кнопку на столе и проговорил:

— Нелли Львовна, принесите пожалуйста… Чай, кофе? — он оглядел подруг.

Все согласились на чай, и через минуту секретарша величественно вплыла в кабинет с подносом.

— Итак, — продолжил Вольфганг Степанович, — я крайне заинтересовался и поехал в Новинск. Но, к моему величайшему сожалению, опоздал! Дела, знаете, задержали.

Он на секунду замолк, помешал ложечкой сахар в своей чашке и печально продолжил:

— В музее произошла кража. Украдено было несколько картин из последнего поступления. Поскольку официально они были приняты на хранение как не представляющие большой художественной ценности, то и стоимость украденного считалась небольшой, и местная милиция не слишком надрывалась. Можно не добавлять, что дело так и не было раскрыто. Но среди похищенных музейных экспонатов была и та самая картина… две коровы, покосившийся забор, свинья. Бедная Варвара Никитична от расстройства слегла. Она металась в жару и все повторяла, что виновата в пропаже бесценной картины, скрытой под той мазнёй, что не приняла своевременно мер, не уберегла такую ценность… хотя как раз она приняла все возможные меры, даже настояла незадолго до кражи, чтобы в музее установили самую современную сигнализацию. Уж не знаю, как она уломала директора, но только и сигнализация не помогла. Воры очень ловко отключили её…

Вольфганг Степанович немного помолчал и добавил печальным голосом:

— Несчастная Варвара Никитична была совершенно одинока, ни детей, ни родни… хорошо, что у неё был жилец, приятный молодой человек, очень вежливый… он ухаживал за ней, как родной. Однако никакой уход не помог, она просто перестала бороться и вскоре умерла.

— Вежливый молодой человек? — переспросила Ирина, вспомнив недавний разговор с генеральшей Недужной.

— Да, очень вежливый и с прекрасными руками! Часы мне починил, до сих пор ходят… Себастьянов взглянул на запястье, — кстати, это именно он установил в музее сигнализацию.

Подруги переглянулись. Жанна вытащила из сумочки фотографию Туфлина, переснятую с его уголовного дела.

— Вам это лицо незнакомо? — спросила она, положив снимок перед Вольфгангом Степановичем. Тот неторопливо надел очки в позолоченной оправе, наклонился над фотографией и кивнул:

— Да, это он! Весьма приятный молодой человек! А как сложилась его дальнейшая судьба?

— Этот приятный молодой человек отсидел пять лет за кражу старинной иконы, — невозмутимо сообщила Жанна, — срок такой большой ему дали, поскольку он вор-рецидивист и в основном специализируется на кражах произведений искусства.

— Да что вы говорите? — ахнул Вольфганг Степанович. — Какой обманчивой бывает человеческая внешность!

* * *

— Ну, что, подружки, — спросила Жанна, когда они снова оказались в машине, — чем вам помог разговор с этим Севастьяновым?