Мышление. Системное исследование

Это не значит, что нельзя и не нужно изучать реальность средствами науки, поскольку представления тоже могут быть эффективными в решении тех или иных задач. Но если мы, поступая так — исследуя реальность методами науки, будем понимать, что речь идет лишьо представлении, то нас не будут волновать многие возникающие на этом пути парадоксы — они легко будут, в таком случае, преодолены методологией мышления, которая позволяет отличать формальные противоречия, возникающие в рамках представлений о реальности, от ошибок, связанных с неверным истолкованием фактической реальности как таковой.

Методология мышления, таким образом, не является гносеологией, не занимается познанием, по крайней мере, в том виде, как мы привычно о нем думаем. Ее задача — открыть доступ к фактической реальности, дать нам возможность действительно соотнестись с нею, получить нечто, что станет для нас основой для переосмысления существующих представлений, и принять решения, которые необходимы для получения лучшего результата из числа возможных вариантов.

Актуальная «практика мышления»

Декарт учил нас «радикальному сомнению» — сомнению в собственном существовании. Но сомневаться следует не в собственном существовании, а в том, что нам представляется. И даже не просто сомневаться, а уже — априори — считать ошибочным всякое наше представление. Поскольку все, что нам представляется, является иллюзорным, а все, что кажется нам реальным, — лишь модель реальности. Осознание этого тотального, неизбежного и неизживаемого заблуждения есть главный принцип, которому мы обязаны следовать. И потому главный вопрос звучит для нас так: «Что происходит на самом деле?».

Да, у нас есть некое представление о реальности, и мы даже не можем в нем усомниться, если не заставим себя сделать это намеренно (гипотетически, мысленным экспериментом). Но как это сделать, если мы все-таки ставим перед собой такую задачу? Только внутренним вопрошанием — мы осознаем, что воспринимаем нечто так-то (наше представление о реальности), затем мысленным образом отвергаем это восприятие как иллюзорное (ошибочное) и спрашиваем себя — а что же происходит на самом деле? И в зазоре возникающего здесь разрыва нам следует охватить максимально значительное число деталей.

Наше мышление создает огромное количество интеллектуальных объектов — этих специфических «штук» (о чем мы будем говорить далее), и многие из них возникают в нас — эпистемологически — в рамках таких вот разрывов. Но дальше, после того, как тот или иной интеллектуальный объект нами создан как действительная реконструкция фактической реальности, он попадает под каток тенденциозного восприятия — мы укладываем эти интеллектуальные объекты в прокрустово ложе своих, уже существующих, привычных для нас представлений, а посредством этого «причесывания» подлинное значение этих интеллектуальных объектов утрачивается.

Этот механизм уже показан в нейрофизиологии, именно так работает наше восприятие: мы воспринимаем конкретный объект — например, нечто, что скрывается от нас в зарослях, — а затем путем сличения воспринимаемого с уже существующими в нас моделями идентификации объектов обобщаем его — «Тигр!». Но «тигр» не есть конкретный объект, он есть сложное представление, наличествующее в нашем мозге, — конкретная угроза.

Да, наш мозг привычно сводит всю «конкретику» к обобщениям, что обеспечивает ему быстроту и скорость реакции на идентифицированный таким образом раздражитель. И вероятно, это единственно верный «познавательный подход», который могла предложить нам наша психика, ежесекундно занимающаяся нашим выживанием в агрессивной среде. Но этот же подход в рамках познания фактической реальности (а не в рамках решения задачи выживания) оказывается абсолютно непродуктивным.

Таким образом, в разрыве мы замечаем нечто, что не может быть привычным образом идентифицировано (а всякая такая идентификация неизбежно приведет нас к тенденциозной оценке, навязываемой нам господствующим представлением о реальности). Но если мы не можем это — нечто — идентифицировать (по крайней мере, в полной мере, привычным для себя образом), то что же тогда предстает нашему «внутреннему взору»? Это очень важно понять: мы обнаруживаем, таким образом, отношения элементов, а не сами элементы. Причем не отношение как отношение, а отношение как результат отношения.

Если вы когда-то действительно задумывались над феноменом гравитации, то это хорошо может быть понято на этом примере. Для нас привычно, что мы ходим по земле, что мы можем на нее упасть и точно упадем, если споткнемся, потеряем равновесие, прыгнем с высоты. Точно так же, мы знаем, ведут себя и другие предметы, а оторваться от земли не так-то просто — особенно если это «железный самолет» или что-то в этом роде.