Мысли

И бранят их не за то, за что надо: вина их не в том, что они ищут беспокойства. Если б они его искали только для развлечения! Но беда в том, что они его ищут так, словно бы обладание вещами, к которым они стремятся, могло их действительно сделать счастливыми; и тут уж правы те, кто обвиняет их в суетности. Но и обвинители, и обвиняемые не понимают истинной природы человека). И когда их упрекают за то, что предмет их столь пылких желаний не может их осчастливить, если бы они отвечали так, как следует, хорошо подумавши, – что они в этом ищут всего лишь кипучих и неотвязных занятий, которые отвратили бы их от мыслей о себе, и что для этого-то они и выбирают для себя какой-нибудь притягательный предмет, чарующий их и властно к себе влекущий, – их противникам нечего было бы возразить… – Суетность, удовольствие указывать на нее другим. – Танец, надо думать, куда ставить ногу – но они не отвечают так, потому что не знают самих себя. Они не понимают, что им нужна охота, а не добыча. – Дворянин искренне верит, что охота – большое удовольствие, королевское удовольствие, но его доезжачий иного мнения. – Они воображают, что если бы получили эту должность, то потом уж наслаждались бы безмятежным покоем; они не понимают ненасытной природы своей алчности. Они искренне полагают, что ищут покоя, а на самом деле ищут только тревог.

Тайный инстинкт толкает их на поиски развлечений и занятий вовне оттого, что они уязвлены своими постоянными несчастьями. А другой тайный инстинкт, доставшийся от их первозданной природы, рождает у них догадку, что истинное счастье только в покое, а не в треволнениях. Из этих двух противоборствующих инстинктов возникает у них смутный замысел, таящийся от них самих в глубинах их душ; он побуждает их стремиться к покою путем тревог и постоянно воображать, будто вожделенное удовлетворение наступит для них, если, преодолев какие-то предполагаемые трудности, они смогут тем самым распахнуть двери покою.

И так проходит вся жизнь; люди ищут покоя, борясь с препятствиями, а когда их преодолевают, покой становится для них невыносим из-за скуки, им порождаемой. Нужно вырываться из него и клянчить себе тревог.

Ибо иначе придется думать либо о настоящих несчастьях, либо о тех, что нам грозят. А если даже мы как будто в безопасности со всех сторон, скука собственной властью будет постоянно расползаться из глубины сердца, где прорастают ее природные корни, и отравлять наш разум своим ядом.

Б. Итак, человек столь несчастен, что тоскует даже без всяких причин для тоски, по самим свойствам его нрава. И он так суетен, что если у него есть тысяча важных причин для тоски, любого пустяка вроде бильярда или прыгающего мячика довольно, чтобы его развлечь.

В. Но скажите, зачем ему все это? Чтобы назавтра похвалиться перед друзьями, что он сыграл лучше, чем другие. И вот одни потеют у себя в кабинете, чтобы доказать ученым, что они решили какую-нибудь алгебраическую задачу лучше, чем это кому-либо удавалось до сих пор, а множество других подвергаются страшным опасностям, чтобы потом похвастаться взятой ими крепостью – на мой взгляд, весьма глупо. Третьи, наконец, выбиваются из сил, чтобы проведать обо всем этом, и не для того, чтобы набраться мудрости, а только чтобы показать, что они об этом знают; они-то глупее всех в этой компании, поскольку обладают знаниями, тогда как про других еще можно думать, что они исправились бы, будь у них такие знания.

Вот этот человек живет, не скучая: он всякий день играет по малой. Давайте ему каждое утро ту сумму, которую он может выиграть днем, но потребуйте, чтобы он отказался от игры: вы сделаете его несчастным. Возможно, кто-то скажет, что он играет для забавы, а не для выигрыша. Тогда заставьте его играть не на деньги: он охладеет к игре и заскучает. Значит, он ищет не просто забавы. Забава без риска и страсти нагонит на него скуку. Ему нужно горячительное, нужно возбуждать себя мыслью, будто он будет счастлив, выиграв сумму, которой не пожелал бы, если б ему ее предложили с условием отказаться от игры; ему нужно создать для себя предмет страсти и распалять свои желания, гнев, страх этим предметом, который он сам себе создал, как дети пугаются ими же размалеванной рожицы.

Вот почему человек, который несколько месяцев назад потерял единственного сына и, обремененный судебными процессами и тяжбами, сегодня утром был так озабочен, сейчас об этом и не вспоминает. Не удивляйтесь – он весь поглощен тем, где пробежит кабан, которого его собаки вот уже десять часов так резво преследуют. Больше ничего и не нужно. В каком бы ни был человек горе, если удастся втянуть его в какое-нибудь развлечение, – вот он и счастлив на это время. И как бы ни был человек счастлив, если он не занят и не развлечен какой-нибудь страстью или забавой, которые не дают скуке им завладеть, – он быстро станет грустен и несчастлив. Без развлечений нет радости; с развлечением нет печали. Из этого и состоит человеческое счастье.