49l "Истинный человек" выражает Антропоса в индивидуальном человеческом существе. По сравнению с проявлением Сына Человеческого в Христе это кажется шагом назад, потому что историческая уникальность Воплощения была тем
самым великим шагом вперед, в результате которого рассеявшиеся овцы собрались вокруг одного пастыря. Некоторые опасаются, что "Человек" в индивиде должен означать разгон отары. Это должно действительно являться шагом назад, но вину за него нельзя возлагать на "истинного человека"; причина кроется, скорее, в тех отрицательных человеческих качествах, которые всегда угрожали цивилизации и препятствовали ее развитию. (Действительно, овцы и пастух зачастую бывают в равной степени некомпетентны.) "Истинный человек" не имеет с этим ничего общею. Прежде всего, он не станет уничтожать никаких ценных культурных форм, поскольку он сам является высшей формой культуры. Ни на Западе, пи на Востоке он не играет в игру "пастух и овцы", поскольку у него достаточно дел, чтобы быть пастырем самому себе.492 Если адепт ощущает свою самость, "истинного человека", в своем делании, то тогда, как ясно следует из пассажа в "Aquarium sapientum", он непосредственно встречается с аналогом истинного человека Христом в его повой форме, и узнает в трансформации, в которую он сам вовлечен, аналог' Страстей Господних. Это не "имитация Христа", а ее полная противоположность; ассимиляция образа Христа самостью алхимика, которая и является "истинным человеком"[1609]
Это уже больше не усилие воли, не внутреннее стремление к подражанию, а, скорее, невольное ощущение реальности, представлен ной священной легендой. Такая реальность приходит к нему в ходе его работы точно 'так же, как стигмы проступают у святых, которые к этому осознанно не стремились. Они появляются спонтанно. Страсти Господни "посещают" адепта, но не в классической их форме в противном случае он осознанно выполнял бы духовные упражнения а в форме алхимического мифа. Это таинственная субстанция подвергается физическим и нравственным мучениям; это царь умирает или становится жертвой убийства., погребается и на третий день вновь воскресает. И все эти мучения происходят не в реальной жизни адепта, а внутри него, это внутри него имеют место пытки, убийства и очередное воскресение. Все это происходит не с. самим алхимиком, а с "истинным человеком", которого алхимик ощущает рядом с собой и в себе и, в то же самое время, в реторте Отрасти Господни, которые вибрируют в нашем тексте и в Aurora, - подлинны, но они были бы абсолютно непостижимы, если бы lapis был ничем иным, как химической субстанцией. Он также не рождается и в результате созерцания c трастей Христовых; это — реальное ощущение человека, который в ходе исследования непознанного всерьез (на грани самопожертвования) вошел в контакт с компенсирующим содержанием бессознательного. Он не мог не видеть сходства этого содержания с догматическими образами, и у него могло возникнуть искушение предположить, что его идеи были не чем иным, как хорошо ему знакомыми религиозными концепциями, которые использовались для того, чтобы объяснить химический процесс. Но из текста явно следует прямо противоположное — реальные ощущения в ходе opus имели все более усиливавшуюся тенденцию к ассимиляции догмы. Вот почему в тексте говорится, что Христос был "сравнен и соединен" с камнем. Алхимический Антропос доказал свою независимость от любой догмы[1610].