Mysterium Coniunctionis

493 Алхимик непосредственно ощущал Антропоса в форме, которая отличалась свежестью и была насыщена новой жизненной силой, что нашло свое отражение в восторженном тоне текстов. Поэтому вполне понятно, что каждая деталь извечной драмы используется им в совершенно новом смысле. Nigredo не только приносит видимые глазам алхимика разложение, страдание, смерть и муки ада, по и бросает тень своей меланхолии на его одинокую душу[1611]. В черной стихии отчаяния, которое не было его отчаянием, поскольку он был всего лишь его свидетелем, алхимик ощутил, как оно превратилось в червя и в ядовитого дракона[1612]. В силу внутренней необходимости дракон уничтожил сам себя

(natura naturam vincit) и превратился во льва[1613], и адепт, невольно вовлеченный в драму, ощущает потребность отсечь ему лапы[1614] (если там не было двух львов, пожравших друг друга). Дракон съел свои крылья, как орел свои перья[1615] Эти гротескные образы отражают конфликт противоположностей, в который завело исследователя его любопытство. Его работа началась с "катабасиса", путешествия в ад, в том его виде, в каком его совершил Данте[1616]

, с той разницей, что душа адепта не только вынесла из этого путешествия большие впечатления, но и радикально изменилась. Первая часть "Фауста" является тому примером: трансформация усердного ученого (в результате его договора с Дьяволом) в светского щеголя и хитрого карьериста. В случае с капризным Христианом Розенкрейцером нисхождение Венеры закончилось для него всего лишь легким ранением в руку, полученными от пущенной Купидоном стрелы. Тем не менее в текстах содержатся намеки на более серьезные опасности. Олимпиодор говорит[1617]: "Эта работа не может быть доведена до конца без великих страданий; будут еще борьба, насилие и война. И все время демон Змееносец[1618] внушает неосмотрительность (ο λγωρι αν мешая осуществлению наших намерений; он ползает везде, как внутри так и снаружи, вызывая оплошности, беспорядок и неожиданные происшествия, удерживая нас от работы с помощью беспокойства (λυπαις) и болезней". Философ Петасий (Petesis), цитируемый Олимпио-дором, выражается еще более сильно: "Свинец[1619] настолько одержим дьяволом (δαιμονοπληξιας) и настолько бесстыден (αναιδειας), что все желающие исследовать его из-за своего неведения теряют рассудок". То, что это не пустые разговоры, доказывают другие тексты, в которых часто подчеркивается, до какой степени психика исследователя задействована в его работе. Так Дорн, комментируя цитату из Гермеса, "Вся тьма отступит пред тобою", говорит:

Ибо он говорит, Вся тьма отступит пред тобою; он не говорит, отступит пред металлами. Под тьмой следует понимать не что иное, как тьму болезней тела и разума... Короче говоря, замысел автора состоит в том, чтобы научить тех, которые являются адептами в алхимической медицине, как с помощью очень маленькой дозы, вроде приведенного в качестве примера зерна горчицы[1620], каким бы способом это лекарство не принималось, излечивать абсолютно все болезни, в силу существующей в медицине простоты единства

[1621], чтобы никакое разнообразное множество болезней было не в состоянии устоять перед ним. Но тьма слабости разума имеет много форм, вроде безумия [vesania], мании, ярости [furia], глупости [stoliditas] и других, который затемняют и ослабляют дух [animus]

и, все же, могут быть полностью излечены этим одним алхимическим лекарством. И оно не только возвращает здоровье духу [animo], но также обостряет изобретательность и разум людей, так что они легко, как по волшебству[1622], могут понимать [intellectu] и воспринимать [perceptu] все вещи, и ничто в верхнем и нижнем мирах не может укрыться от них[1623].