520 Сознание обновляется в результате своего нисхождения в бессознательное, где оба они соединяются. Обновленное сознание никоим образом не содержит в себе бессознательное, но образует с ним совокупность, символизируемую сыном. Но поскольку отец и сын являются одним существом, а на языке алхимиков Царь-Солнце, представляющий обновленное сознание, — это ни кто иной, как сын, то сознание будет абсолютно тождественно с Царем, как с доминантой. Для алхимиков этой проблемы не существовало, поскольку Царь был спроецирован в искомую субстанцию и потому вел себя просто как объект сознания мастера. Но если посредством психологической критики проекция отбрасывается в сторону, то мы сталкиваемся с вышеупомянутой проблемой — обновленное сознание явно совпадает с обновленным царем, или сыном. Психологический аспект этой проблемы я уже обсуждал в работе "Отношение между Я
и бессознательным", в главе, посвященной "мана-личности" Эта проблема не может быть решена приведением чисто логических аргументов; решить ее можно только с помощью тщательного наблюдения за психическим состоянием и его тщательного анализа. Вместо того, чтобы пуститься в подробное обсуждение случаев из практики, я лучше приведу хорошо известные слова Павла: "И уже не я живу, но живет во мне Христос" (Послание Галатам 2:20), которые очень точно определяют специфическую природу этого состояния. Из этого мы можем понять, что другое, предыдущее состояние, когда царь постарел и исчез, обозначается сознанием, в котором критическое эго намеренно заняло место больного царя, оглядываясь на былые "мифические" времена, когда это самое эго все еще чувствовало себя в полной зависимости от высшего и более могучего не-эго. Последующее исчезновение этого ощущения зависимости и одновременное с ним усиление критичности воспринимаются как прогресс, просветление, освобождение, даже покаяние, хотя трон царя узурпировало однобокое и ограниченное существо. Личное эго на свою же погибель берет бразды правления; ибо по самой своей природе эго, несмотря на обладание anima rationales, не может самостоятельно руководить жизнью личности, не говоря уже о том, чтобы руководить человечеством. Для этого ему всегда нужна "мифическая" доминанта, но такую вещь нельзя просто изобрести, а потом в нее поверить. Наблюдая за временами, в которые мы сами живем, мы должны сказать, что хотя потребность в эффективной доминанте получила широкое признание, то, что было предложено, является ни чем иным, как произвольным изобретением для удовлетворения сиюминутных потребностей. Тот факт, что в это изобретение поверили, доказывает легковерность и невежественность широкой общественности, и в то же самое время, указывает на глубокую потребность в духовном авторитете, стоящем над эго. Авторитет такого рода никогда не является продуктом рациональных рассуждений или реализации сиюминутных потребностей, которым ни за что не вырваться из тесного круга закабаленного эго-сознания; он вырастает из традиций, у которых гораздо более глубокие исторические и психологические корни. Что касается нас, то реальное и по-настоящему духовное обновление может быть основано только на христианстве. Крайне радикальная реформация индуизма Буддой вобрала в себя традиционную духовность Индии во всей ее полноте и не навязала миру новинку без рода и племени. Будда также не отрицал и не игнорировал индуистский пантеон, кишащий миллионами богов, но смело ввел туда Человека, который до него там вообще не был представлен. И Христос, если рассматривать его просто как реформатора иудаизма, не уничтожил закон, а превратил его в объект убежденности. Он тоже, как новатор своего века, рядом с греко-римским пантеоном и рассуждениями философов поставил образ Человека не в качестве противопоставления, а в качестве реализации мифологемы, существовавшей задолго до не-го — концепции Антропоса с ее сложными египетскими, персидс-кими и эллинскими истоками.