– Ладно, Марк. В любом случае мне было очень приятно встретить тебя, особенно здесь, на чужбине. Мне жаль, что нам пришлось поговорить так мало, но надеюсь, что мы продолжим наше знакомство. Я желаю тебе добра. Звони мне, я стану держать тебя в курсе местных событий. Если услышу что-то о ходе расследования, тоже сообщу. А я наверняка о нем услышу, ведь тот человек был российским подданным, он не отказывался от гражданства. Нас, посольство, проинформируют. Я тебе позвоню из уличного телефона-автомата. Говорить будем по-английски, на отвлеченную тему с кодовыми словами. Думаю, поймем друг друга.
– Договорились. Всего вам доброго.
– Передай привет Лерке.
– Обязательно.
И он ушел… В дверях, правда, остановился и как-то странно посмотрел на меня. Или мне только так показалось? Слишком я засиделся в этом театре теней, где самому пришлось сыграть роль тени. Все же удивительно и странно, как много совпадений в этом деле. Киносценарий? Надуманная книжная история? Думаю, нет. Через свой обостренный до предела рассудок я осознал тогда, что, очевидно, являясь нанятым не только Андреем, я выполнил волю Небесной Канцелярии. Кто именно там подписал меморандум – я вряд ли узнаю. И там тоже хватает бюрократии и многие документы куда-то теряются. Меня словно вела чья-то крепкая, уверенная рука, мною двигала чья-то чужая воля. Такое ощущение знакомо писателям, которые иногда утверждают, что это не они написали ту или иную книгу, а кто-то сделал это «через них», используя их как шариковую ручку или текстовой редактор. То же самое испытывают художники. Пабло Пикассо как-то признался, что это вовсе не он рисует свои картины, а словно бы кто-то, кто хочет нанести на холст именно ЭТО и именно ТАК. Бывает ЭТО и у таких, как я…
Я посидел еще немного, расплатился и поехал в отель к Клаудии.
Расставание
Мы сидели на улице возле ее гостиницы, обнявшись, как школьники на свидании. Говорили мало. Опустошение, которое нашло на нас днем ранее, продолжалось. Я растерянно гладил пальцами ее плечо, она сидела, подавшись вперед под тяжестью моей руки. Держала свои милые руки, через которые за последние сорок часов прошло столько кровавых денег, между коленей и слегка раскачивалась в такт какой-то своей, звучащей внутри ее, мелодии. Потом повернула ко мне голову и просто сказала:
– Давай прощаться, Марк. Нам надо побыть на расстоянии друг от друга, чтобы мы успели соскучиться, а душевные раны хотя бы немного затянуться. Почитай мне что-нибудь на прощание. Я обещаю, что запомню твои стихи.
– Ведь скоро мы увидимся с тобой в Мадриде, правда? Будем гулять вместе, взявшись за руки, ты покажешь мне свой город… Убьем кого-нибудь. Шутка, милая. Тебе жалко Струкова и его шофера?
– Почему-то да. Мне их жалко. Как подло устроен мир! Нельзя просто иметь то, чего ты хочешь. Для этого приходится забрать это у кого-нибудь. Это так несправедливо. Как мне теперь жить с этим дальше?
– Надо жить. Нам не посылают испытаний, которые мы не в силах пережить. Верь в это и надейся. Вот, слушай:
– Эти стихи о твоем одиночестве? Почему ты так одинок? С тобой не было никого рядом, когда ты писал их?