Вот примерно так. Картина совершенно изменилась после того, как Еву с огромным трудом удалось пристроить в одну из лучших московских школ с углубленным изучением иностранных языков. Здесь наш ребенок раскрылся, как цветок раскрывается под лучами солнца. Ее природные способности взяли верх над бессистемным воспитанием родителей. Ева начала учиться сама, и как! Через три месяца она читала быстрее всех в классе, решала задачки так, словно щелкала семечки, и отлично пела и рисовала. В школу она шла с видимым удовольствием. Однажды, когда я в очередном вынужденном отпуске по причине увольнения заехал забрать ее из школы, на мой вопрос о том, нравится ли ей учиться, дочка сладко потянулась и пропела: «Хорошо!» Зайка моя, какая ты умница! Как у двух таких додиков могло родиться такое чудо, я не понимаю. Сейчас моя старшенькая ходит в седьмой класс, продолжает прекрасно учиться, свободно говорит на английском и немецком, в тринадцать лет имеет рост сто семьдесят три сантиметра, густые пшеничные волосы до плеч, большие голубые глаза и намерение заниматься международной экономикой. И все это при том, что, простите за каламбур, я и Лера сделали все, чтобы вырастить из нее забитое и тупое существо, но Ева проросла, как семечко тополя через асфальт. Она моя гордость, моя надежда и мое счастье. Глядя на нее, я успокоенно думаю, что процентов на 99% я свою жизненную функцию и предназначение выполнил.
В вечер своего возвращения из Города Счастливых Ветров, которые выдули из моей головы все ненужное и старое, я бесповоротно решил, что, уйдя от Леры, я сделаю все от меня зависящее, чтобы дочь от этого не страдала. Забегая вперед, скажу, что так и получилось: ребенок видит меня чаще, чем когда я числился проживающим с ней папой, тем более она видит совершенно другого человека – доброго, заботливого, любящего и непьющего папулю, и, по ее собственному признанию, она несказанно рада, что все вышло именно так, как вышло. Еще бы: скандалы прекратились, мама и папа… Впрочем, обо всем по порядку.
Лера не приветствовала мое присутствие в кровати после скандалов. Опасаясь ночного продолжения бури, я устроился на кухонном диванчике, укрывшись купальным махровым халатом. Глаз до рассвета я так и не сомкнул. Смотрел в окно, за которым хлестал холодный дождь, качались черные скользкие ветви и то светил, то вдруг на какое-то время гас уличный фонарь. Я и сам как этот фонарь, то вспыхну, то потухну. Выявить в продолжительности периодов света и темноты систему не представляется возможности, и никакого мягкого перехода вроде рассвета или заката здесь нет. После возвращения я понял, что моя жизнь не может продолжаться, как прежде. Что никаких пьяных бдений в гараже и прочих чудачеств в таком же состоянии больше и быть не может. Я размечтался. Я думал о том, как дивно и правильно я истрачу деньги, привезенные из Мадрида. Сперва куплю шикарную большую квартиру в новом доме, сделаю в ней отличный ремонт, накуплю книг, картин и плазменных телевизоров. В спальне поставлю монументальную кровать с балдахином, мечту всей жизни, кухню нашпигую всеми новинками бытовой техники самого высокого класса, паркет закажу из лаосского зеленого дерева, а в ванной поставлю гидромассажное корыто с прозрачной стенкой, как у Ирины Салтыковой в фильме «Брат-2». Буду надевать на Свету чулки с поясом и фотографировать ее под балдахином в откровенных позах, а потом страшно и долго трахать. И все, все непременно будет хорошо. И ничего плохого уже не случится. Никогда.