На Алтае. Записки городского головы

В южном Алтае пасеки, близко лежащие к лесу, любят посещать медведи, и тут их проказы бывают до того дерзки и назойливы, что пасечники поневоле прибегают к разным хитростям и ловушкам, даже нарочно стреляют по ночам холостыми зарядами и бьют в тазы и трещотки. Но косолапый гастроном не обращает внимания на такие острастки и, забираясь в пасеки, озорничает до того, что трудно поверить. Над поставленными же чучелами он просто потешается и частенько уносит их в кусты или в крапиву словно для того, чтобы такое курьезное изображение человека и глаза ему не мозолило. В общем же выходит так, что косолапый платится за такое озорничество своей шкурой, потому что наши мужички не трусливы и при первой возможности бьют их из различных самопалов сами или приглашают для такого случая знакомых зверовщиков.

Чтоб показать, в какой степени в настоящее время развито пчеловодство на Алтае, стоит только взглянуть на статистические сведения, а они говорят, что в 1887 году тут существовало 398184 улья. Конечно, эта цифра только приблизительная и всегда меньше того, что находится в натуре, потому что много таких домов и заимок, где хозяева держат для своего обихода два, три, а может быть, и десяток ульев, которые по своей мизерной цифре не попадают в отчеты. Бывают годы, что пчелы вымирают почти наполовину, и тогда, конечно, тотчас поднимается цена на мед и воск.

Вот в этом случае Забайкалье отстало от Алтая. Там пчеловодства нет вовсе, и любители меда пользуются привозным или лакомятся диким, находя осиные или шмелиные «пузыри» и отбирая мед. В мое время (в 1860-х годах) бывший батальонный командир Ив. Сем. Рик доставал откуда-то пчел и всеми силами старался их развести, чтобы организовать пчеловодство в этом отдаленном крае и, как мне помнится, дело пошло у него хорошо с помощью одного ссыльного пчеловода. Но вскоре Рик умер и в настоящее время я не знаю, был ли кто его последователем. И неужели нет?.. Нельзя не сожалеть, если этот опыт не привился и погиб на первой же ступени. Такого рода промышленность на Алтае в массе населения дает громадные деньги.

Затем считаю крайне уместным и полезным сказать о том, что в описываемом крае в некоторых его местностях растет особого рода злак, видом похожий на дикий лук и чеснок, это так называемая на Алтае колба, которая далее к востоку носит название черемши. Она находится преимущественно на низких, «потных» местах и не повсюду, а лишь в известных пунктах не только целого края, но и определенных участков. Так, например, ее много в Салаирском крае и вовсе нет около Барнаула, нет и в Сузуне.

Корень колбы составляет небольшая луковица, из которой выходит перо, красноватое у основания, к середине розовое и затем чисто луково-зеленое к концу. Это наружный вид молодой, весенней колбы, самой вкусной и полезной своими целебными свойствами. Потом она вырастает и пускает из своего стебля довольно узкие, длинные и островатые листики, и в таком виде она уже почти теряет свой первоначальный вкус, целебные свойства и считается старой.

Колбу весною целыми возами привозят из Салаирского края в Барнаул, на базар, и ее, по обыкновению, тотчас расхватывают простой народ и любители из интеллигенции. Вкус ее походит на дикий чеснок, и многие едят ее просто с хлебом или крошат, как лук, в похлебки. Колба имеет свой особый специфический запах и поэтому говорить с тем, кто ее изрядно покушал, не совсем приятно, и такого гастронома слышно за несколько шагов. Если же вы сами удостоились этой трапезы, то ничего, не противно, но зато сидите уж дома и не ходите в гости, особенно туда, где есть барышни, а то беда! Плохо вам от них будет. Многие, покупая колбу с весны, сушат или засаливают ее в особых посудинах и держат в погребе. Но главная суть заключается в том, что колба крайне полезна, как кровеочистительное лекарство и составляет специфическое средство от самой страшной цинги. Народ хорошо знает это ее могучее качество и там, где есть колба, нет цинготных больных. Все, страждущие этой ужасной болезнью, только и ждут весенней колбы, а действие ее замечательно: поешь раза три-четыре и цинги как не бывало! Зимой же ее едят со щами, соленую и сушеную, но уже вместе сваренную.

Когда я был в страшной Урюмской тайге Нерчинского края, в поисковой партии, у меня заболели цингой многие рабочие. Я тогда не имел и понятия о существовании какой-то колбы или черемши, которой нет в Забайкалье. По просьбе же рабочих, я достал несколько кулей сушеной черемши из лазарета Карийских промыслов и немедленно доставил их в тайгу. Рабочие стали варить с черемшой щи, и те, у которых вываливались сами собою зубы, опухли ноги и покрылись уже язвами, поправились менее чем в две недели. С радости они забыли предшествовавшие слезы и работали уже с песнями. Вот тут я убедился воочию и узнал, что такое колба, или черемша.