На Алтае. Записки городского головы

На расчищенных же местах ловят рябчиков и без приманки, пользуясь той характерной чертой, что они любят пурхаться в песке. Подметив эту слабость, промышленники в тех же излюбленных местах, но уже не на чистых полянках, а в мелких чащичках, расчищают до земли или до песку узкие точки длиною в аршин или четвертей в пять, и посредине точок этот перегораживают поперек небольшими колышками из тех же сучков и оставляют посредине воротца, то есть проход, в которых и настораживают силок. Если на расчищенной полоске грунт крепок и черен, то на ней нарочно насыпают песок, в котором так любят купаться рябчики, а на него иногда бросают битое стекло, которое блестит на солнце. Рябчик, видя или случайно попадая на ток, начинает рыться и «пурхаться» в песке, а затем его поманит и на другую сторону, где он видит много заманчивого через предательские воротца; он перебегает туда и также попадает в силок. Для того же, чтобы он не перебегал с боков частокольчика, к последнему с обеих сторон приваливают (по его длине) чащичку или небольшие срубленные деревца, через что рябчик не перепархивает, а бежит около, к тем же воротцам.

Такой варварский промысел невыгоден тем, что много пойманных рябчиков попадает не в мешки алчных промышленников, а поедается зверями и хищными птицами; такие ловушки посещают не только волки, лисицы, хорьки, рыси, но и медведи; из пернатых же контрабандистов — совы, филины, копчики и вороны, которые хитрее всех своих собратьев и потому редко попадают под выстрелы озлобленных промышленников.

Конечно, ружейный промысел менее хлопотлив и почти без потери птицы, но он дороже и требует большего навыка находить и стрелять в чернолесье хитрого рябчика, особенно из малопульных винтовок.

И все-таки, как бы ни был велик рябчиковый промысел, он более или менее местный и не составляет торговли в обширном значении этого понятия. Все добываемые тысячи рябчиков поступают на близлежащие местные рынки, преимущественно в Барнаул и Томск, где и разбираются жителями от 10–15 до 25 копеек за пару, смотря по «урожаю» и состоянию погоды в промысловое время.

Случается, что перед весною бывает оттепель и затем вдруг ночью наступит сильный холод, который так крепко сковывает отсыревший снег, что ночующие в нем рябчики на следующее утро не могут выбраться из-под толстой ледяной корки и погибают тысячами, особенно если не оттеплит погода, а напротив, проморозит всю толщу снега; тут несчастный рябчик не может уже пошевелиться и замерзает в оледенелой лунке. Говорят, будто многие промышленники пользуются таким случаем, отправляются в чернь на лыжах и если не было новой «кити» (пороши), находят такие замороженные ночевки по приметным лазам в лунки и добывают мерзлых рябчиков.

После таких ночей бывают страшные неурожаи рябчиков; остаются живыми весьма немногие, которые ночевали в снегу где-либо у прутиков кустов или неглубоко забившись в снег, что они нередко и делают в теплое время.

Тут же, в Салаирской черни, добывается осенью и много глухарей, но и они поступают на те же местные рынки, словом, тоже не составляют предмета торговли в обширном смысле этого слова. Оттепели не имеют влияния на эту могучую птицу.

Однажды в Барнауле кто-то купил на базаре глухаря, у которого в зобу нашли порядочный самородок золота. Ясно, что глухарь где-то склюнул его на месторождении этого драгоценного металла. Искали, искали, кем и откуда привезен глухарь, но ничего добиться не могли; так месторождение и осталось тайной.

Что касается рыбного промысла, то и он на Алтае только местный, несмотря на то, что весь этот обширный край прорезывается такой многоводной и рыбной рекой, как Обь с ее большими притоками. Тут водятся все обыкновенные породы рыб, за исключением судака, леща, сома и раков. Такой недостаток не замечается и самыми ярыми гастрономами, потому что в водах Оби ловится в большом количестве знаменитая нельма и таймень. Нельма принадлежит к роду белорыбицы и может вполне составить лакомое блюдо на каком угодно столе. Здесь она употребляется преимущественно в пирогах и разварная. С нею может посоперничать только таймень, но он более редок и потому часто ценится даже дороже нельмы.

Таймени попадают в очень крупных экземплярах и нередко бывают до двух и более пудов, а нельмы достигают до 30–35 и несколько более фунтов. Хорошая жировая нельма называется здесь жировкой и ценится до 20–25 копеек за фунт. Такие экземпляры обыкновенно широки в поперечнике и легко отличаются по виду от тонких и узких, которые называются стрежницами.

Как нельма, так и в особенности таймень, очень бойкие и сильные рыбы, которые и ловятся преимущественно неводами, но попадаются нередко в большом количестве и в заколах, запруженных больших притоках Оби, когда рыба идет в известное на то время.