На Алтае. Записки городского головы

Много ловится рыбы и в Телецком озере, которая по большей части расходится по ближайшим селам, потому что везти рыбу из такого отдаленного угла Алтая на более выгодные рынки крайне затруднительно и дорого.

В Телецком озере водится множество превосходных сельдей, на что и обратил особое внимание В. Е. Аврамов. Он организовал на озере специальные рыбалки и стал добытых сельдей засаливать и мариновать в жестянках, придавая им форму сардинковой укупорки. Сначала дело пошло довольно удачно и «Аврамовская» селедка пошла на близлежащих рынках. Но, как часто бывает у нас на Руси, все дело лопнуло, потому что сам Аврамов не мог постоянно жить на месте промысла, а его доверенные стали небрежно относиться к засолу и мариновке, — и вот, хорошо начатая эксплуатация погибла «во цвете лет», а сам предприниматель вскоре скончался. Почему другие, с более толстым карманом, не возьмутся продолжать начатое, не знаю. А жаль!..

Почему же в Забайкалье привился в громадных размерах, на Байкале и Селенге, омулевый промысел? Тут омулей добывают сотнями тысяч, солят в бочки и развозят почти по всей Сибири. Торговля омулями идет на громадную сумму, а на самом рыбном промысле много людей не только кормятся, но и сколачивают капитальцы. В Забайкалье омулей подают к закуске вместо селедки, и многие их предпочитают, особенно так называемую селенгу. Любители делают из них пироги, а простой народ употребляет омулей в большом количестве просто так, без всякой приправы.

Глава 6

Лесное хозяйство. Оскудение лесов. Курьезы. Поджоги. Лесной пожар днем. Случаи.

Выше я коротенько сказал об оскудении лесов на Алтае. Началось это не вдруг и не сейчас, а давно. В старое время, когда был еще обязательный  труд, за лесом смотрели хоть и не больше того, чем теперь, но когда была другая картина всего управления краем, была и другая расправа. Тогда вся власть сосредотачивалась в одном лице — горном начальнике, который был владыкой края и зорко смотрел за подчиненными, а те за тем, что лежало на их обязанности и ответственности. Отсюда не трудно дойти и до тех, кто имел прямое отношение к мужику, то есть той самой силе, которая вращалась в лесу. За этой силой смотрели, указывали, как обращаться с лесом и в случае небрежности с нее взыскивали или карали на месте преступления, и она безропотно покорялась. Тогда всякий «оглядывался», не смел делать кое-как и был осторожен, зная, что ему не пройдет даром ни одна провинность. Это, конечно, видели дети мужичка и хорошо понимали, за что наказали их тятьку, а сам тятька, хоть иногда и больно почесываясь, внушал им, что вот того-то делать нельзя, а надо спросить старших и быть как можно осторожнее с огнем.

Мужикам никогда не отказывали в их нуждах относительно леса, и даже смотрели за тем, чтоб у них было все в исправности по хозяйству, даже взыскивали с лентяев и настаивали на том, чтобы они немедленно поправляли то, что рушилось или требовало починки. Мужички хорошо это понимали и волей-неволей сами берегли лес. Знаю это потому, что служил при обязательном труде в Нерчинском крае и видел все воочию, как говорится.

Тогда все бора были сыры и мало боялись огня, а если и случались лесные пожары, особенно в засуху, то крестьяне сами или по наряду собирались в большом количестве, «захватывали» огонь и прекращали пожарище.

— А так ли это теперь? — спросит читатель.

— Нет.

— Да почему же нет? Ведь крестьяне — те же крестьяне и так же обязаны ходить на опалку лесов весною и тушить пожары.

— Вот то-то и есть, что крестьяне не те, а власть разбилась над ними до семи нянек, и дело выходит так, что ближайшие власти начнут сначала переписку, а потом уж «нарядят» крестьян тушить пожар, но придет их разве половина и только тогда, когда пожар войдет в свою силу, когда остановить его трудно или невозможно — и, глядишь, немалой части бора как не бывало!..

— Странно.

— Ничего тут странного нет, потому что с увольнением крестьян они сделались отрезанными ломтями, и к общему делу их уже не приставишь. Они сами по себе, а дело само по себе; оно в зависимости от этой отдаленной уже силы, которая не только не понимает своего экономического строя, находящегося в тесной связи с благосостоянием лесов, но даже как бы враждебно относится к этому благосостоянию, и им об этом никто не растолкует. Мужики даже свои, то есть отведенные им участки, не берегут, а казенные леса умышленно поджигают.

— Как так? А для чего же исправники, мировые посредники?

— Гм… Да разве они могут помочь общему делу? Ничуть!.. Они состоят взаимно в постоянном антагонизме. Да вот, например, хоть относительно пожаров: они только замедляют нужную помощь через формальную переписку, которая требует немало времени и не имеет при этом случае смысла. А если им представляются протоколы о виновниках пожаров, они нередко штрафуют их самой пустяшной пеней — и делу конец… К тому же в деле оскудения лесов на Алтае во многом повинно само лесное хозяйство.

— Как так? Вот это еще того лучше!