На берегах утопий

Планируя на перспективу, нужно каждый сезон начинать как первый. Да, заготовки есть, а все равно нужно брать новое дыхание. “Господи, дай мне силу перенести утомление наступающего дня и все события в течение его”, – как сказано в утренней молитве оптинских старцев. Вот это правда! Людей все время ждет какое-то испытание, в том числе испытание возрастом. Тоже надо его пройти. Мы все время проходим через испытания: болезнью, отношениями.

Главное – репетиции и спектакли. Я не делю их на свои и чужие. Все, что происходит, воспринимаю как свое, переживаю, радуюсь, когда смотрю спектакль другого режиссера в нашем театре. Допустим, режиссер мне помог в работе над “Портретом”, а потом, когда он ставил “Денискины рассказы”, я ему помог – глаз у меня профессиональный, правильный. Я и в Кирове, и в Москве (до последнего времени) сам афишу на месяц составлял. Все же ее я подписываю, и моя фамилия – пусть мелкими буквами – всюду. Организационные дела люблю. Когда у меня хороший творческий период, я их делаю легко, с удовольствием на них отвлекаюсь. А когда спад, то и они – в тягость.

“Баня”

“Баню” в ЦДТ мы решили ставить, потому что сам Маяковский, его мощнейшая и драматическая фигура дико задевали.

Большую роль играет в пьесе изобретение Чудакова – машина времени. В театре было пять довоенных софитов, мы их использовали: приспускали, и получалась та самая волшебная машина. Сцена выглядела как стройплощадка: несколько строительных башен – герои строили социализм. И кабинет Оптимистенко у нас переехал на стройку, а очередь из девочек в красных косыночках к нему кружилась как змейка. Люди гонялись за Оптимистенко, лезли за ним наверх. В начале спектакля на сцене появлялись бюрократы, круг начинал движение – и время смещалось.

Подобрали бандитскую песню, которую надрывно пел Веселкин (Велосипедкин). Молодой Сергей Серов – уникальный актер – играл Победоносикова, Боря Шувалов – Оптимистенко. Леша Кузнецов делал брови под Брежнева и играл Ивана Ивановича. Лара Моравская (машинистка Ундертон) специально выучилась играть на аккордеоне – я попросил, потому что в Австралии видел женщину, которая ходила между столиками и играла на аккордеоне. Юра Нифонтов здорово играл одержимого Режиссера. Миша Кисляров сделал отличную пантомиму, целый номер, пародийно и очень смешно ребята изображали компанию артистов, которые – так в пьесе – играют в спектакле. Саша Комиссаров играл Преддомкома во френче. Когда про Пушкина заговаривали, Женя Дворжецкий поворачивался профилем: мол, вот он я – Пушкин.

Мы специально не формулировали, что это монтаж аттракционов, хотя Эйзенштейном зачитывались, и в Смоленске “Два товарища” на этом были построены, и “Баня”, конечно. С правой стороны мы открыли лифт для подъема декораций, там светились огромные серп и молот, и Нина Дворжецкая – Фосфорическая женщина во всей своей красе звала персонажей уехать, улететь в светлое будущее. И через сцену к ней выстраивалась огромная очередь – как бы первая советская очередь (в этом эпизоде были заняты все мои студенты). Уже антракт начинался, а очередь продолжала медленно-медленно двигаться. Во втором акте Нина отбирала, кого заберет с собой.

Все было построено на танцах, песнях, городской кадрили.

Победоносиков выходил с Фосфорической женщиной в танго, и она спрашивала: “Это вы говорите про все, чего вы “не, не, не”… Ну а есть что-нибудь, что вы “да, да, да”?” Гениальный текст! Маяковский оказался очень близким нам человеком.