На Берлин!

Батальон, точнее, то, что от него осталось, разместился в хатах села Венгерце Паненске, покинутого местными жителями. У окраины села мы похоронили погибших на Сандомирском плацдарме командира взвода лейтенанта Савина и рядового бойца, на их могилах были поставлены памятники, изготовленные умельцами батальона. Пользуясь затишьем, мы подстриглись у ротных умельцев, помылись в походной бане (и летом, и зимой ею служила брезентовая палатка), заменили белье, прожарили в бочках обмундирование, написали письма родным. Пока устраивались, в роту из госпиталей вернулись лейтенанты Петр Шакуло и Александр Гущенков, а вместо убывшего в госпиталь Гаврилова на должность комвзвода прибыл старший лейтенант Григорий Вьюнов. Насколько я помню, он был из политработников и строевыми подразделениями никогда не командовал. Мы особого любопытства не проявляли, и он тоже старался этого вопроса не касаться. Главное, он был хорошим товарищем, спокойным, веселым, с мягким характером. По возрасту ему было лет 30, и он был полноват для командира взвода, хотя у нас, со временем, похудел. В роту также прибыл новый санинструктор, сержант по званию. Фамилию его я не помню, да, видимо, я ее и не знал — все звали его «Братское сердце», из-за присказки, с которой он ко многим обращался. Лет ему было около сорока, может, несколько больше. Веселый, душевный человек, он как-то незаметно вписался в коллектив нашей роты.

Личный состав роты располагался по хатам, спали на нарах, на соломе, покрытой плащ-накидками. Главное, была крыша над головой, печка, и хотя было тесновато, но это не беда. Командир роты Чернышов жил отдельно от нас, командиров взводов, а мы располагались все вместе, и с нами жил старшина роты Братченко. Спали мы на кроватях по два человека, тоже на соломе. В хате было тепло, и на ночь, как правило, мы раздевались до белья. Днем занимались с личным составом, а вечером коротали время каждый по-своему. Лампа у нас была из гильзы от снаряда 45-мм пушки, заправленная бензином с солью. Иногда мы играли в карты, читали газеты, писали письма или ходили «В гости» в другую роту. Часто по вечерам мы беседовали с бойцами взвода. Обычно рассказывали о себе, о своих родных, иногда солдаты обращались с какими-то просьбами или пожеланиями. Если что-то зависело от старшины роты (в роте он главный хозяйственник), мы ставили его в известность. Ох, и не любил Братченко такое в свой адрес, но все исправлялось быстро. Солдатам такие посиделки нравились, они чувствовали заботу о них и знали, что я не дам их в обиду.

Седьмого ноября 1944 года в честь 27-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции командир батальона организовал застолье в одной из хат села для всех офицеров батальона. Солдатам тоже был приготовлен праздничный обед, но без спиртного. Нам почему-то не выдавал и «наркомовские» 100 граммов водки, но мы нашли выход из этого положения — стали гнать самогон. У нас в роте этим заведовал санинструктор «Братское сердце». Самогоноварение командованием преследовалось, но оно процветало повсеместно. Самогон из свеклы хотя был крепким (даже горел), но очень вонючим. Наша технология по производству самогона, видимо, была несовершенна.

Командир батальона майор Козиенко периодически обходил роты и уничтожал найденные аппараты, но их снова собирали и продолжали варить. С занятий придешь, «дернешь» полкружки самогона, и становится хорошо, пшенная каша лучше проходит. Почему-то нас кормили одним пшеном, суп пшенный, каша пшенная… На полях лежала в буртах картошка польских хозяев, но ее запрещалось брать — население было из фронтовой зоны выселено, но некоторые семьи умудрились остаться, а другие наведывались каждую неделю, а то и каждый день. Втихаря, правда, мы эту картошку ели, хотя и не каждый день. Боялись, что если нас поймают, то могут наказать за мародерство, но все обошлось.

Самогоном мы не увлекались, пили, но держали себя в норме, не перебарщивали. У меня организм с трудом выдерживал этот напиток, и мои товарищи даже смеялись надо мной по этому поводу. А вот Александр Гущенков очень любил выпить, хлебом его не корми, но выпить дай. За это ему попадало иногда от комбата.