На Берлин!

К концу дня 15 января 1945 года мы достигли села Бобжа. Я, как всегда, расставил танки, оставив одно отделение для охраны танков и для наблюдения за дорогой. Только собрался доложить командиру батальона о выполнении задачи и спросить о дальнейших действиях, как вдруг раздался сильный взрыв. Я поспешил туда. Произошел трагический случай. Начальник инженерной службы батальона (начинж), грамотный сапер, ветеран батальона с Курской битвы, решил разминировать противотанковую мину. Верхний взрыватель он вывинтил, но мина примерзла к грунту, и он не мог сдвинуть ее с места. Тогда он взял кирку и ударил по мине. Произошел взрыв, и инженера разнесло на куски. Видимо, он забыл, что у немецких противотанковых мин имелся еще донный взрыватель. Проще было привязать веревку или телефонный кабель к мине, уйти в укрытие и дернуть за шнур, и все было бы в порядке. А в мине было не менее 8–1 О кг взрывчатого вещества… Вот так погиб наш инженер, скромный, хороший товарищ, допустивший такую трагическую оплошность. Все мы очень сожалели о его гибели.

Долго отдыхать нам не пришлось, я получил новую задачу. Нам выделили два танка, два 76-мм орудия из бригадного артдивизиона и пулеметный взвод пулеметной роты под командованием лейтенанта Василия Мочалова. Странно, что это был не пулеметный взвод нашей роты, но на фронте все бывает.

Задача была ответственная и смертельно опасная: надо было продвинуться на 5–7 км правее основной дороги до перекрестка и задержать отступающего противника хотя бы до утра или заставить его отступать другим путем, в неблагоприятных условиях — по грунтовым дорогам, а не по шоссе!. А было нас всего взвод — 20–25 человек да два пулемета «максим». Артиллерийские орудия по «Тиграм» слабоваты, да и танки, как выяснилось, были не те, с которыми мы действовали весь день, а другие, имеющие значительные повреждения. Они даже стрелять почти не могли, так что лучше бы нам их и не давали.

Мы благополучно достигли перекрестка дорог. Возле единственного дома заняли позицию артиллеристы и танкисты, а пехотинцы заняли оборону впереди дома. Но как мы ни старались, окопаться в мерзлой земле не смогли. Земля промерзла глубоко и была, как камень. Солдата в бою спасает земля — от разрывов снарядов и мин, а здесь солдаты лежали открыто, как на ладони. Противника пока не было видно. Стояла зимняя морозная ночь. Тишина была обманчива, как всегда бывает на фронте, и долго ждать нам не пришлось.

Ко мне прибыл на мотоцикле заместитель командира батальона, капитан Максим Тарасович Бурков, видимо, для поддержки и контроля, а может быть, не надеясь на меня и на мой отряд. Доставив его, мотоциклист снова уехал в село Бобжа. Бурков был замечательным человеком и пользовался среди офицеров большим уважением и авторитетом. Он сообщил, что подкреплений от батальона не будет (хотя ранее разговор об этом шел) и что надо держаться своими силами во что бы то ни стало до рассвета, а там видно будет. Мы зашли в дом, где отдыхала часть бойцов, там было тепло. Хозяев не было, они покинули дом еще до нашего прихода. Перекусили, благо было чем. Бурков, смеясь, сказал: «Где ты, Бессонов, все достаешь?» Правда, спиртного, даже трофейного вина, мы не стали употреблять. Я перехватил еще до отправки на перекресток, и с меня было достаточно, да и Бурков тоже не стал — обстановка не позволяла. Мы вышли из дома на воздух и услышали звук мотоцикла, который двигался от села Бобжа. Мы подумал и, что это снова свой, и Бурков даже подошел к дороге и поднял руку, но мотоцикл пронесся мимо нас на большой скорости. Солдаты открыли по мотоциклу огонь, но с большим опозданием, и он скрылся в темноте.

Через некоторое время к нам на перекресток из леса ворвался грузовой автомобиль. Бойцы открыли огонь по машине, и она остановилась в десяти метрах от танка, за которым я стоял. Я закричал ординарцу: «Огонь!» — но он замешкался. Из кузова машины стали выпрыгивать немцы, крича: «Иванен! Иванен!» Я выдернул из кармана шинели ручную гранату «Ф-1», разжал усики предохранительной чеки, выдернул ее и бросил гранату в кузов автомашины, продолжая кричать солдатам: «Огонь! Огонь!» Потом я бросил в кузов вторую гранату, но ни одна из моих гранат не взорвалась, хотя я точно помню, что чеку у запала выдергивал.

Немцы, а было их не менее 15 человек, все до одного убежали в ту сторону, откуда приехали на автомашине. Не может быть, чтобы от огня воинов взвода никто из немцев не пострадал, но на месте убитых не было. Преследовать мы их не стали — где их найдешь темной ночью? Может быть, мы и ранили кого, но убежавших мы не искали. Я также запретил солдатам обыскивать кузов машины, где должны валяться мои гранаты, боясь, что они могут взорваться. Взобравшись в кузов, я сам осмотрел его, но в темноте гранат не нашел. Я долго размышлял, почему гранаты не взорвались, и так и не пришел к какому-то выводу, но стал в дальнейших боях чаще менять гранаты на новые и хорошо их осматривать, особенно эапалы.