На Берлин!

На плаадарм за р. Нейссе наша рота вышла, имея в своем составе 10–15 бойцов, у Гущенкова в пулеметном взводе осталось, наверное, три или пять бойцов с одним пулеметом «максим>>. Кроме того, оставались в строю командир Вьюнов, командиры взводов — Гущенков и я, старшина роты Братченко, санинструктор «Братское сердце», писарь Чулкин и ординарец ротного коман-дира. Всего у нас было 22–23 человека, а в начале операции 12 января 1945 года в роте было до 100 человек. Потери в роте, да и в других ротах батальона составили до 80 % личного состава. Был тяжело ранен командир роты Николай Чернышов и легко — командиры взводов Шакуло и Михеев. Тяжело достаются победы над противником, очень тяжело. Не только наш батальон понес значительные потери но и два других батальона бригады и танковый полк. Все танки вышли из строя, на ходу осталось лишь 3–4 танка, но и они не могли стрелять — вышли из строя их орудия. Но даже эти танки приходили к нам на плацдарм на р. Нейссе, чтобы создать звуковой эффект присутствия танков. В какой-то мере это противника сдерживало — танки есть танки. Командир бригады полковник Туркин был ранен и находился на лечении, и бригадой командовал начальник штаба бригады подполковник Аркадий Архипов. Произошло это так, что перед одним населенным пунктом противник обстрелял нас, танки остановились, десант спешился, мы немного продвинулись вперед и залегли. Надо было уяснить обстановку, где противник и сколько его. Со мной еще

кто-то был из офицеров. Я послал несколько человек разведать, «что к чему», — лезть, не зная ничего о противнике, я не любил. Возвратившиеся разведчики доложили, что противника не видно, но из подвалов и окон домов по ним велся огонь. Мои три танка наотрез отказались поддержать нашу атаку, но вот-вот должны подойти основные силы бригады. Пока я решал, стоит ли атаковать противника, подошла основная часть колонны. Появились командир бригады полковник Туркин и командир танкового полка бригады майор Столяров. Я доложил о причинах остановки, но они мне не поверили. Туркин заявил мне: «Испугались одного фрица, да и там нет никого! Это вам показалось. Вперед, Бессонов!» Они сели в бронетранспортер, и как только отъехали метров сто, их бронетранспортер был подбит фаустником. И Туркин, и Столяров были ранены, а экипаж бронетранспортера погиб. Подошли наши танки, открыли орудийный огонь, и рота пошла вперед, стреляя на ходу. Противник бежал.

Плацдарм на р. Нейссе был очень маленький, он простреливался даже пулеметным огнем, а артиллерия «долбила» нас и днем и ночью. Солдаты говорили, что обстрел вел бронепоезд, но я не был уверен в этом. Расширить плацдарм у нас уже не было сил, а немцы подбросили резервы, правда, тоже малочисленные и в основном пехоту, танков у них не было, видимо, они понесли в них слишком большие потери. Простояли мы на этом плацдарме дней пять или шесть, и немцы не давали нам передышки ни днем, ни даже ночью. Немцы располагались в посадках не более чем в 50 метрах от нашей роты и кидались в атаку по нескольку раз за день и ночь. Но бойцы моего взвода каждый раз открывали сильный огонь, а пулемет лейтенанта Гущенкова косил их безжалостно, и они откатывались назад, неся потери. Днем нас бомбила авиация, сбрасывая бомбы на мост, но, к нашему счастью, все мимо, а по реке немцы даже пускали торпеды по опорам моста. Их заряд имел большую разрушительную силу, но все торпеды проходили мимо, ударялись в берег и взрывались недалеко от моста. Против нашей пехоты немцы применили новшество, во всяком случае я такого еще не встречал. С самолетов сбрасывались ящики, контейнеры, которые в воздухе раскрывались на две половинки, и оттуда высыпались маленькие бомбочки, наподобие наших гранат «Ф-1», и поражали значительную площадь. Опять, к нашему счастью, они нас миновали, видимо, немцы не знали точно нашего расположения. Окопаться нам не было возможности, грунтовые воды подходили близко к поверхности земли, и мы вырывали окопы только для стрельбы лежа, не глубже. Но в итоге все обошлось благополучно, и потерь мы не несли.