На что способна умница

— Папа! Мы с Тедди еще долго не поженимся — до конца войны уж точно, а может, еще подождем, когда Тедди закончит учебу. Нельзя ли… нельзя ли мне учиться в Оксфорде, пока я его жду? Тедди не против. Мне кажется, он только будет рад. А когда мы поженимся, я верну тебе долг. Или, может, пойду в учительницы или еще куда-нибудь — ума не приложу, на что я вообще гожусь, но вдруг мне за что-нибудь да будут платить. Пожалуйста, папа! Подумай только, сколько денег сбережет тебе Кит, служа в армии вместо того, чтобы учиться в университете. Неужели ты не хочешь, чтобы я хоть что-нибудь сделала в жизни?

Отец тяжело вздохнул. Он сидел, подавшись вперед, на одну половину его лица падала тень, на другую бросало теплый отсвет пламя камина. Ивлин ждала, затаив дыхание. Ей казалось, что вся ее жизнь лежит на чаше весов и стоит ей только не так вздохнуть, сесть или произнести неверное слово, как равновесие нарушится не в ее пользу.

— Неужели тебе не страшно? — вдруг спросил отец.

— А должно быть? Отчего?

— Ведь это же целое поколение молодых мужчин. Война в Европе нависла над ними, как дух будущего Рождества. И ты не боишься?

— Нет, — честно сказала Ивлин. — То есть… боюсь немного за Тедди и Кристофера. Но в основном я взбудоражена. А ты разве нет?

— Я? — переспросил отец. — По-моему, все это ужасно.

Он сложил ладони вместе жестом ребенка, повторяющего молитвы. Потом уронил лоб на подушечки соединенных пальцев и закрыл глаза. Ивлин удивилась: неужели и вправду молится? Немного погодя отец поднял голову:

— Если хочешь, дочка, поезжай в Оксфорд. Препятствовать тебе я не буду. Война и без того разрушит множество жизней — незачем рушить еще одну.

Скандал из-за сапожных гвоздей

Шла дождливая суббота, худший день из возможных. Все Суонкотты терпеть не могли дождь. Дети, которым было некуда пойти и нечем заняться, от скуки ссорились друг с другом, капризничали и путались у всех под ногами. Мать раздражалась, потому что полы требовалось помыть, окна тоже, рамы смазать, а как сделать это, если все дети толкутся в доме? Дот и Берни, заразившись ее раздражением, шумно скандалили в углу безо всякой причины, Дот ущипнула Берни за руку, Берни дернул ее за волосы, Дот завизжала, сбила со столика, за которым на своем высоком стульчике играл Джонни, его катушку, Джонни расплакался и разбудил Сидди, который сразу завопил.

— А, чтоб вас всех! — вскипела мама. — Ни минуты покоя! А ну захлопните рты, все вы, а то я их вам позатыкаю! — Она сунула Сидди в руки Дот, вынула Джонни из стульчика и выставила младших детей в спальню. — И не вздумайте высунуться, пока не научитесь вести себя! — крикнула она им вслед.

В комнате остались только Нелл и Билл: Нелл срезала гниль с картошки, ведро которой ее мать купила по дешевке на базаре, а Билл корпел над башмаками Берни. На башмаках спереди отошла подошва и хлопала при ходьбе. Так как Берни не мог носить их в сырую погоду, кто-то должен был их починить.

Раньше починкой обуви занимался отец. В его жестяной коробке хранились обрезки кожи, сапожная игла, гвозди и баночка жира, чтобы смазывать кожу — благодаря этому она не пропускала воду. Теперь отцовская работа перешла к Биллу как единственному взрослому мужчине в семье, но Билл, похоже, понятия не имел, как чинят обувь. Поначалу он долго сидел, мрачно уставившись на башмаки. Потом наконец достал сапожную иглу и нерешительно начал разматывать суровую нитку.

Для Нелл, которая тоже была не в духе, это стало последней каплей. Почему она должна возиться с картошкой, а Биллу, который ничего не смыслит в сапожном ремесле, разрешено взяться за отцовскую работу?

— Да нечего там шить, — презрительно процедила она. — Смотри, там же гвозди вывалились. Надо забить новые. Как будто ты не знаешь!

Билл вспыхнул. Через три месяца ему должно было стукнуть семнадцать — непростой возраст для ноября 1914 года. Несколько его товарищей постарше уже вступили в армию и хвастали этим перед девчонками и другими мальчишками, вернувшись с призывного пункта. Они ясно дали Биллу понять, что место настоящих мужчин — на войне, только мелюзга сидит дома с матерями и сестрами. Мистер Суонкотт невольно заложил фундамент для подобных взглядов. Билл обожал своего отца-солдата, с раннего детства с удовольствием слушал его рассказы об армейской жизни, о бурах и «туземцах» Африки. Хорошо понимая, каким авторитетом он является для сыновей, мистер Суонкотт держал их в армейской строгости.

«Подберись, рядовой! — говорил он. — Ну-ка, умойся и надрай ботинки, а то живо вылетишь у меня из полка!»

Годами Билл мечтал уйти в армию, как отец, и горше всего ему было думать о том, что война с Германией, которую так долго предрекали, уже началась, а он на нее чуть-чуть не успел. К тому времени, как он достигнет призывного возраста, все уже кончится. А пока Билл чувствовал себя не вполне мужчиной, да еще Нелл прицепилась к нему с этими башмаками.