Но могла ли? У них с Нелл постоянно находились поводы для споров. Стоило ей допустить ошибку, и вместо великодушного романтического жеста вышла бы ссора.
Но попытаться следовало. Сделать хоть
Она села на кровать. Тихий, но настойчивый голос в ее голове спрашивал: «Стоило ли оно того?» Если бы каждая женщина или хотя бы каждая суфражистка в стране перестала платить налоги, это еще куда ни шло. Но это! Кто вообще заметит их жертву? Если повезет, об этом поговорят несколько недель, а потом забудут.
«Ничего от этого не изменится, — твердил голос у нее в голове. — Столько переживаний для тебя, для мамы и для миссис Барбер, но избирательного права этим не добьешься».
Он смущал и тревожил ее, этот голосок.
И намекал, что поступать правильно гораздо труднее, чем ей казалось, и лишал уверенности, что ей это нравится.
До конца твоих дней
«Курсы секретарей, — обещало объявление. — Занятия по вечерам». Начало в половине восьмого, значит, с завода придется нестись сломя голову, и вдобавок недешево, хоть и не запредельно дорого.
«Да тебя и близко к благородным господам не подпустят», — решительно заявила себе Нелл. Она не знала даже, возьмут ли ее на курсы. Но, по крайней мере, она будет там не единственной женщиной, как могло получиться до войны. Сейчас женщины-секретари — обычное дело. А она справится? Со стенографией, машинописью, чему там еще учат секретарей?
«Если не заладится, мне незачем там оставаться», — думала она, но, конечно же, уходить не собиралась. Не для того платят такие деньжищи, чтобы потом сбежать, если вдруг стало страшно.
«Ты что, пишущей машинки испугалась?» Нет, ответила она себе, нисколько. И все же боялась. Поэтому, хоть заполнила бланк, оплатила отправление и надписала адрес на конверте, отправить письмо не решалась. Так и носила его с собой уже который день, запихнув поглубже в карман.
Там оно и пролежало до пятницы, когда перед самым уходом с завода Нелл догнала какая-то девушка.
— Ты Нелл, да?
Незнакомка была одета как Нелл — в форму работницы, и так же, как у Нелл, ее руки и лицо пестрели канареечно-желтыми пятнами. Но, в отличие от Нелл, ногти у нее были аккуратно подстрижены и покрыты лаком. И она улыбалась — не то что Нелл.
— Я Джейн, — назвалась она. — Джейн Перси. Слушай, как ты относишься к футболу?
Она была постарше Нелл, но ненамного — с виду лет восемнадцати или девятнадцати.
— Без понятия, — растерянно ответила Нелл. — Я больше в крикет. Но и футбол ничего.
Джейн явно обрадовалась.
— Да? Вот и хорошо. Так я и думала. Послушай, тут хотят собрать футбольную команду — ну, из наших работниц, со снарядного завода. Решили создать лигу заводских команд, просто так, ради развлечения, ты же понимаешь. Десять девчонок мы нашли, и я подумала, может, ты согласишься быть одиннадцатой.
Нелл подозрительно вгляделась в новую знакомую. Ее пытаются обидеть? Но лицо Джейн не выражало ничего, кроме искреннего интереса.
— Ну, я… — замялась Нелл.
— Не понравится — уйдешь, — уговаривала Джейн. — Но я как услышала, сразу о тебе подумала и так надеялась, что ты сама запишешься! — Ее глаза раскрылись шире. — Хотела бы я играть с тобой в одной команде.
Окончательно растерявшись, Нелл с запинкой произнесла:
— Ну… вообще-то… хорошо, то есть я…
— Лады! — Джейн сверкнула улыбкой ангелочка. — Когда найдем место для тренировок, я тебе скажу. До войны я играла в женской футбольной команде — здорово было как никогда! — Она подмигнула Нелл, весело помахала ей и побежала обратно в ту сторону, откуда явилась.
Нелл проводила ее взглядом. Рослая и мускулистая, Джейн шагала с небрежной грацией человека, которому приходилось зарабатывать себе на жизнь физическим трудом, но голодать — никогда. Форменную шапочку она несла в руке, темные блестящие волосы спускались на спину.
Нелл вдруг заметила, что смотрит на нее с улыбкой.
Сунув руки в карманы, она нащупала в одном край конверта. И опять занервничала, но уже знала, что, пожалуй, справится. Как будто прислушавшись к голосу Судьбы, она вышла из заводских ворот, огляделась и заметила почтовую тумбу на углу. И быстро, чтобы не передумать, выхватила конверт из кармана и сунула в прорезь.
Вот и все.
Дело сделано.
Головокружительное, безумное счастье