На Дальнем Западе

Мрак заметно редел с каждой минутой; теперь легко было можно разглядеть по крайней мере ближайшие окрестности дерева, на котором спаслись беглецы. Уже было видно стадо пекари, действительно состоявшее из нескольких сот животных.

Скоро в просветы стволов деревьев полилось словно расплавленное рдеющее золото — это разгоралась заря.

При утреннем свете можно было хорошо рассмотреть врагов. Пекари — несомненный родственник дикого кабана, некогда в изобилии водившегося в лесах средней Европы, животного, охота на которого в свое время считалась чрезвычайно опасной. Почти все пекари, перебегавшие с места на место у подножья кедра, отличались крупными размерами. Их, по-видимому, довела до исступления смерть одного из членов их почтеннейшей компании, и они оглашали воздух свирепым хрюканьем. Не довольствуясь этим проявлением своего гнева и жажды мести, они буквально уничтожили в самый короткий промежуток времени все близкие молодые деревья, вырывая их острыми клыками с корнями или перегрызая тонкие стволы. Той же участи подверглась масса колючих кактусов, колючки которых, однако, не испугали толстокожих диких кабанов.

Затем время от времени какая-нибудь группа пекари, словно сговорившись посредством выразительного хрюканья, яростно бросалась к подножью кедра, и клыки их впивались в кору дерева, отрывая огромные щепы, дробя и самое древесину.

Разумеется, это было довольно бесцельным занятием, ибо ствол кедра был колоссальных размеров и могучее дерево могло выдержать натиск целого стада слонов.

Несколько успокоились пекари только тогда, когда вся кора с дерева на высоте по крайней мере одного метра от земли была словно срезана ножом. Потом пекари, не отдаляясь на сколько-нибудь значительное расстояние от дерева, разбились на группы, которые усердно занялись серьезным делом — поиском провизии для завтрака. В подходящем материале недостатка, очевидно, не было. Разрывая копытами и клыками почву, дикие свиньи отыскивали в изобилии сочные корни и пожирали их с аппетитным чавканьем. Проголодавшийся Гарри с исключительным интересом наблюдал за манипуляциями пекари и, наконец, громко вздохнув, высказался:

— Эх, жизнь ты моя окаянная! Ей-богу, поневоле даже свиньям позавидуешь! Ишь, уплетают себе какую-то снедь! А мы сидим дроздами на дереве и о том, чтобы перекусить как следует, и думать не смеем! Право! Я даже начинаю забывать, когда это я ел как люди?

— Никогда! — отозвался Джордж. — Ты всегда ел как форменная свинья, и чавкал не хуже этих пекари!

— Да я не о том…

Прошло еще некоторое время. Насытившиеся пекари располагались опять-таки группами поблизости от кедра и предавались отдыху, но немало животных, исполнявших, по всем признакам, роль бдительных часовых, по-прежнему бродило около корней кедра, словно в предостережение людям.

В это время с вершины дерева донесся полузаглушенный крик Миннегаги, но в звуках ее голоса было слышно скорее удивление, чем испуг.

— Индианка опять стрекочет? — удивился Джон. — Что это она словно взялась серьезно за роль вестника грядущих бед? Какое животное могло напасть на нее там, на вершине кедра?

— А что же удивительного? Разве не мог притаиться в ветвях какой-нибудь кугуар? Хотите, я разведаю?

И с этими словами Джордж с поразительной ловкостью принялся карабкаться на верхушку дерева. Через несколько минут он добрался уже до последних ветвей кедра и увидел молодую индианку. Миннегага сидела верхом на ветке на головокружительной высоте, словно на полу собственного вигвама, и казалась целиком погруженной в созерцание ясно видимых волн Соленого озера.

— Ну ты, индейская ящерица! — обратился к ней траппер. — Что ты тут увидела, чего завизжала?

Миннегага ответила ему полным дерзкой насмешки и вместе с тем злобы взглядом. Потом она махнула небрежно рукой.

— Я видела… одного ворона. Сильного, черного, могучего ворона! — сказала она.

— И поэтому закричала? Разве ты боишься птиц? — удивился простодушный траппер, не понявший двойственного смысла слов девочки, которая отлично могла подразумевать под словом «ворон» как птицу, так и какого-либо индейца племени, из которого происходил ее собственный отец, Красное Облако.

— Не думал я, что ты такая трусиха! — продолжал болтать беззаботно траппер. — А ведь у тебя крепкие кости, и любой ворон призадумается, раньше чем рискнуть попробовать твое мясо!

Миннегага беззаботно и звонко рассмеялась, но в звуках ее смеха сквозило какое-то злорадство.

Потом, делая вид, что не обращает внимания на траппера, она, что-то напевая, принялась смотреть опять на гладь вод озера.