На день погребения моего (ЛП)

Газетчики раструбили новость, и слухи поползли, словно жуки летом. Детективы расхаживали всюду с важным видом, их черные солидные шляпы сияли, словно шлемы древних воинов. Головорезы шефа Шмитта в синих мундирах задерживали и подвергали длительному и в основном бессмысленному допросу всех, невзирая на сходство с разыскиваемым, из-за чего была задержана значительная часть населения, включая Мерля, которого остановили на Роквилль-Стрит, когда он направлялся в Институт Кейса.

  — Что в фургоне, сынок?

  — Ничего особенного. Безусловно, вы можете проверить.

  — Ну, это бодрит, обычно мы находим шутки Блинки.

Мерль пустился в длинное и сумбурное описание эксперимента Майкельсона-Морли и своего к нему интереса, который не разделял полисмен, сначала отошедший подальше, а потом вспыливший.

 — Еще один кандидат в Ньюберг, похоже.

 — Давай сличим приметы. Косоглазие, высунутый язык, шляпа Наполеона?

Они говорили о психиатрической больнице в Северном Огайо, в нескольких милях на юго-восток от города, в которую недавно заселили некоторых из самых беспокойных научных безумцев, в эти дни заполонивших Кливленд, энтузиастов из всех уголков страны и из-за границы, жаждущих купаться в лучах знаменитого эксперимента перемещения эфира, который проходил в Институте Кейса. Среди них были изобретатели с двигателями небольшого рабочего объема, которые весь день могли крутить педали велосипеда, а ночью вдруг резко останавливались, из-за чего велосипед падал вместе с вами, если вы были недостаточно осторожны. Некоторые заявляли, что у света есть сознание и личность, и с ним даже можно поболтать, он часто открывает свои сокровенные тайны тем, кто найдет к нему правильный подход. Группы этих людей можно было наблюдать на рассвете в Парке Памятников, они сидели на росе в неудобных позах, их губы беззвучно шевелились. Это были люди, помешанные на диете, они называли себя Светарианами, жили только за счет света, даже создавали лаборатории, которые считали кухнями и где они готовили блюда по световым рецептам — жареный свет, свет фрикасе, свет à la mode, рецепты требовали разных видов нити накаливания и цветов стеклянного корпуса, лампа Эдисона в это время была новшеством, но, конечно, не единственным изучаемым проектом. Были световые наркоманы, которые на закате начинали потеть и чесаться, и закрывались в туалетах с портативными электрическими фонариками.

 Некоторые проводили большую часть времени в телеграфных конторах, щурясь над длинными свитками «метеосводок», это были сводки не о погоде в атмосфере, а о состоянии светоносного Эфира.

— Да, всё здесь, — сказал Эд Эддл, один из постоянных посетителей салуна «Нефтяная скважина», — скорость Эфира-ветра, эфирное давление, здесь инструменты для его измерения, даже прибор для измерения аналога температуры, который зависит от ультрамикроскопических вихрей и энергии их взаимодействия.... Мерль вернулся с новой порцией пива:

— Как насчет влажности?

— Противоречиво, — ответил Эд. — Что в Эфире займет место водяного пара в воздухе? Некоторые из нас верят, что это Вакуум. Крохотные капельки совсем ничего, смешанные с преобладающим носителем Эфира. Конечно, пока не будет достигнута точка насыщения. Потом начинается конденсация, бури, в которых не дождь, а выпадающее ничто обрушивается на определенную территорию, циклоны и антициклоны, повсюду не только локально на поверхности планеты, но и за ее пределами, также и в космическом пространстве.

— В США есть бюро, ответственное за составление отчетов об этом? —поинтересовался Розвелл Баунс, прибыльно самозанятый фотограф. — Сеть станций? Летательные аппараты и аэростаты?

Эд сдержанно спросил:

— Это твое обычное занудство, или ты действительно хочешь знать?

— Если бы существовал надежный люксметр, — сказал Розвелл, — он очень помог бы узнать, как передается свет, вот и всё.

Это было небольшое сообщество Эфиристов, наверное, самая катакомбная из церквей, к которой Мерль когда-либо пытался присоединиться. Они зависали в салунах Виски-Хилла, их терпели, но не особо любили постоянные посетители — фрезеровщики, у которых было мало толерантности к экстремальным формам веры, конечно, если это был не Анархизм.

 Мерль к тому времени тратил много времени, не говоря уж о деньгах, на двух сестер по имени Мадж и Миа Калпеппер, работавших на Гамильтон-Стрит в заведении подруги Блинки Моргана Нелли Лоури. Он фактически заметил напоказ элегантного Блинки, который несколько раз заходил и выходил, скорее всего, заметила его и полиция, поскольку заведение было под непосредственным надзором, но приверженность долгу в эти дни стала предметом сделки, что позволяло создать интервалы невидимости для всех, кто мог себе это позволить.