«Что ж, надо отдать должное владельцу «Астерры», держится он молодцом», – мысленно похвалила я Максима Леонидовича, но вдруг почувствовала, как что-то заставило меня напрячься, словно опасность на мгновение выдала свое присутствие где-то совсем рядом. Причина охватившего меня волнения стала ясна уже спустя мгновение, когда совсем рядом с нашей машиной затормозил уже знакомый мне «Мерседес», с заднего сиденья которого выбрался и направился в сторону собравшихся у Катиной могилы людей владелец «Магнолии» собственной персоной. Когда он поравнялся с окном, через которое я незаметно, благодаря густой тонировке стекла, вела наблюдение, меня поразило печальное выражение лица Смелова. Горе, которое читалось в его глазах, невозможно было назвать наигранным, он выглядел так, словно потерял близкого человека. Я быстро прикинула в голове, что опасаться за жизнь Платова не надо, так как рейдеры тщательно скрывали свои грязные действия, и, если предположить, что за всем этим стоял Смелов, ждать от него нападения в данную минуту не стоило. Уж очень много усилий он приложил, чтобы все испортить публичной расправой с конкурентом, раскрыв карты именно сейчас. Однако скорее для успокоения совести, нежели из иных побуждений, я на всякий случай вынула пистолет из кобуры и сжала его в руке, разумно скрыв его от Лики в широком рукаве шубы.
Смелов застыл в нерешительности недалеко от места захоронения, но ближе подходить не стал. Когда двое мужичков в грязных телогрейках принялись засыпать все еще промерзлой землей гроб, владелец «Магнолии» закрыл лицо руками, и я с удивлением поняла, глядя на его трясущиеся плечи, что он плачет. Платов, не дожидаясь окончания процесса, одним из первых отошел от могилы, несколько раз поскользнулся на подтаявшей и оттого особенно грязной тропе, протоптанной между могилами, и поспешно зашагал в сторону нашей машины, глядя себе под ноги. Смелова он не заметил, но тут надо отдать должное охраннику Платова, который, в отличие от шефа, бдительности не терял и, когда конкуренты поравнялись, встал между ними. Только сейчас Максим обратил внимание сначала на «Мерседес», а уж потом и на мужчину, фактически преградившего ему путь. Я немедленно открыла окно, совершенно не боясь обнаружить при этом свое шпионство. Владельцы эстетических салонов были недалеко от машины, и я, особо не напрягаясь, слышала все, даже лягушачье чваканье дорожной грязи под подошвами их ботинок.
– Доволен? – с горечью бросил в лицо конкуренту Смелов.
– Это у тебя надо спросить! – с нескрываемой злостью парировал Платов.
– Да как ты смеешь?! – вспылил владелец «Магнолии», выражение лица которого не предвещало ничего хорошего, а в глазах застыл еле сдерживаемый гнев.
– Что ты имеешь в виду, уж не тот ли факт, что из-за твоих алчных махинаций бедная девушка наложила на себя руки, не справившись с угрызениями совести?! – Мой временный шеф всем телом развернулся к Смелову, водитель которого, увидев это, немедленно выпрыгнул из машины, но Борис подал ему знак не вмешиваться.
– Моих чего? – очень тихо переспросил Борис, и лицо его стало страшным. Я не сводила глаз с его рук, решив, что если он спрячет их в карманах своего пальто, немедленно вмешаюсь опережающим выстрелом, дабы он не успел выхватить оружие. Что-то роковое было в позе и во взгляде Смелова, и от этого у меня зародилось неприятное предчувствие угрозы. – Ты довел ее до самоубийства, только ты во всем виноват! – вскричал Борис, не замечая реакции прохожих.
– Не знаю, о чем это ты, и мне тем более странно видеть тебя здесь, после того, как ты сам сделал ее жизнь невыносимой, вынудив предать меня, клинику, да всех… – Платов широким жестом попытался описать масштаб трагедии и степень своего возмущения.
– Кого предать? Тебя? – казалось, Смелов был растерян и сбит с толку обвинениями Платова. – Что ты несешь?! Да она была святая, она любила тебя! Она… я… – Он закрыл лицо руками и сквозь рыдание сдавленно произнес: – Как я буду жить без нее?!
Настал черед Платова недоумевать. Он отстранил своего охранника и подошел вплотную к Смелову, хотя я была точно уверена, что делать этого из соображений безопасности не стоило. Но, в конце концов, Максим мой наниматель, но не клиент, так что я не стала вмешиваться, да и что-то в Смелове поменялось, он уже не походил на разъяренного льва, а вдруг как-то весь сник и просто выглядел, как совершенно убитый горем человек.
– Так Катя не работала на тебя? – подбирая слова, медленно спросил Платов, а я мысленно возблагодарила его за этот правильный вопрос.
– Нет, – Смелов даже тряхнул головой. – Что значит работала? – нахмурил он лоб, пытаясь сообразить, к чему клонит владелец «Астерры».
– Вот только не надо прикидываться, назад пути нет, у тебя в руках все карты, ты знаешь и о счете, и у тебя Николай, – голос Максима дрожал от еле сдерживаемого гнева.