На Ельнинской земле

Кончилось все тем, что я расплакался и со слезами на глазах в полном одиночестве побрел домой. Я шел и думал, чем бы отомстить своим обидчикам, чтобы они навсегда запомнили.

И вдруг мне пришло в голову: да ведь они не умеют решать задачи, а мне давай хоть какую!..

И я дал себе слово, что с сегодняшнего же дня начну сочинять задачник. Я придумаю такие трудные задачи, что мои обидчики не то что решить, но и подступиться к ним не смогут. Вот тогда-то они и поймут, как надо мной смеяться!

Месть я придумал страшную, но сгоряча как-то совсем не подумал о том, что ведь для того, чтобы мой «трудный» задачник попал в школу. его надо напечатать; кроме того, мои обидчики через несколько недель уже кончают школу и вряд ли им понадобятся потом какие бы то ни было задачники.

Придя домой, я немедленно принялся за работу.

— Один купец купил столько-то цибиков чаю, а другой...— выводил я, хотя не имел никакого понятия, что такое «цибик».

День за днем я сочинял задачи, тщательно скрывая от товарищей то, что делаю. Я сочинял задачи о поездах, идущих с разными скоростями друг другу навстречу, о бассейнах, в которые по одной трубе вливается вода, а по другой выливается из них. Писал я и об аршинах сукна, сначала покупаемого, а затем с прибылью продаваемого неизвестными мне купцами...

Как это было сделано в каждом порядочном задачнике, я свои задачи нумеровал и под номерами записывал в особую тетрадь.

Всего я сочинил задач двадцать или тридцать. Но по прошествии нескольких дней обиды, нанесенные мне, стали забываться. К тому же наступила уже самая настоящая весна. Было тепло. В школу мы ходили в одних рубашках и босиком. Все как будто стало другим.

И я решил уничтожить свой научный труд, так и не показав его никому.

5

Сельская четырехклассная земская школа, как известно, давала своим питомцам лишь самые первоначальные знания. Но для меня — да и не только для меня — это значило очень многое. Мы росли в темной, нищей и безграмотной деревне и до школы почти ничего не знали даже о том мире, в котором жили. И все, что мы постепенно узнавали в школе, было для нас настоящим откровением.

Я, например, помню, как поразил меня рассказ учительницы о том, что земля наша — круглая и почему если смотреть на удаляющийся корабль, то скрывается сначала его нижняя часть, потом — постепенно — средняя, а затем и мачты. Я понял, почему нельзя дойти до линии горизонта, то есть до той линии, где небо как бы сходится с землей, как бы опирается на нее. Конечно, до школы я не знал и слова «горизонт».

В школе я узнал (хотя бы и очень краткую, хотя бы и в весьма одностороннем изложении) историю своего государства. Я узнал также, что на земле — великое множество народов, что даже в нашей России живут не одни только русские.

Все это, как и многое другое, чему меня научила школа, перевернуло все мои представления о жизни.

В сельской школе я впервые соприкоснулся и с произведениями литературы, узнал — пусть не так уж много — о писателях-классиках.

6

Из всех учебников, которыми мы пользовались в школе, мне больше всего нравилась хрестоматия, составленная Э. Вахтеровым. Эта довольно внушительная, толстая книга выдавалась нам на два года, то есть мы начинали проходить ее в третьем классе и заканчивали в четвертом, выпускном.

Даже сейчас я зрительно представляю себе многие страницы ее, особенно те, на которых были напечатаны портреты писателей. Обычно они — по два в одном ряду — занимали середину страницы. Рядом с Пушкиным—Лермонтов, и под ними подпись: «А. С. Пушкин и М. Ю. Лермонтов — певцы Кавказа».

Особую страницу занимали Т. Г. Шевченко и Н. В. Гоголь. О них в подписи говорилось, что это «певцы Малороссии». Помню и еще одну страницу, на которой были представлены А. В. Кольцов и И. С. Никитин — «певцы степи».

Что касается Н. А. Некрасова, то пары для него, очевидно, не нашлось, и портрет его на странице оказался в единственном числе с подписью: «Н. А. Некрасов — певец горя народного».

В хрестоматию составители ее включили и произведения классиков (полностью или в отрывках, хотя мы тогда и не понимали, что имеем дело с отрывками).

Хрестоматия Э. Вахтерова приобщила меня к литературе и заставила полюбить ее.

В хрестоматии я впервые прочел стихи Т. Г. Шевченко (в переводе на русский язык) «Вишневый садик возле хаты», а также отрывок из «Катерины», начиная со слов «Шел кобзарь в далекий Киев» (и до конца поэмы). Причем напечатано было не «в далекий Киев», а в «престольный». Много лет спустя мне довелось самому переводить с украинского целиком всю эту поэму Шевченко и многие его стихотворения.

В той же хрестоматии я встретил стихи Пушкина «Кавказ подо мною...», Лермонтова «Спор» («Как-то раз перед толпою»), некрасовских «Крестьянских детей», а также «Плакала Саша, как лес вырубали» (отрывок из поэмы «Саша»).