Поехали в Миршень. Крупные капли дождя дробно стучали по крыше тарантаса, когда подъезжали к селу.
Блеснула и ослепила путников яркая молния, грянули трескучие раскаты грома.
Стоит на краю села большая, но ветхая, убогая изба. Только взглянуть на нее, так заметно, что приютились в ней голь да нищета. А было время, и не очень чтобы давнее, когда эта изба лучшим и богатейшим домом по всей Миршени была. Кой-где виднелась еще прежняя домовитость - полусгнившая изба строена высоко и широко, а поросшая серо-зеленым мохом крыша была крыта в два теса. Ставни в старые годы были выкрашены, а теперь краска облезла, ворота набок покосились, в красных окнах вместо стекол промасленная бумага да грязные тряпки. Видно, что какая-то невзгода разразилась над хорошим, исправным домом и превратила его исподволь в развалину. Так было и на самом деле.
Во время оно жил в том доме богатый, домовитый крестьянин Степан Мутовкин. Мельницу имел, торговым делом занимался, говядиной по базарам промышлял, барыши бирал хорошие и жил с семьей припеваючи. Да не в меру был горяч - и ушел туда, где ловят соболей, а следом за ним и двое взрослых сыновей за ним туда же пошло.
Осталась ни вдова, ни мужня жена Аграфена Ивановна Мутовкина с шестерыми детьми, мал мала меньше... Поднимала их мать одного за другим на ноги, но как только подрастет работничек, смерть тотчас придет к нему. Осталась Аграфена с двумя дочерьми, и пошло бабье хозяйство врознь да мимо.
В окнах Аграфенина дома свет еще виден был. Постучался кнутовищем под оконьем Фадеев. Отворилось оконце, выглянула пожилая женщина. Добрым ласковым голосом спросила она:
- Чего вам надо, добрые люди?
- В дороге, тетушка, запоздали, - отозвался Василий Фадеев.
А вот дождик припустил, гроза поднимается. Пусти на ночлег, родимая.
- Да вы сами-то кто будете?- спросила Аграфена.
- Проезжает по своему делу купчиха Дарья Сергевна.
Слыхали, может, про Смолокуровых, про Марка Данилыча - из его семьи, отвечал Василий Фадеев.
- Куда мне с вами, батюшка! - повысив голос, сказала Аграфена Ивановна. Мне ль, убогой, таких гостей принимать?.. И подумать нельзя! И не приборно-то у меня и голодно. Поезжайте дальше по селу, родимые, - много там хороших домов и богатых, в каждый вас с великим удовольствием пустят, а не то на площади, супротив церкви, постоялый двор. Туда въезжайте - хороший постоялый двор, чистый, просторный, и там во всем будет вам уваженье. А с меня, сироты, чего взять? С корочки на корочку, любезный, перебиваемся.
- Нет, уж пожалуйста, матушка, позвольте нам у вас грозу обождать. Сделайте такое одолжение, - выходя из тарантаса, сказала Дарья Сергевна. Женщина, видится, вы добрая, очень бы хотелось мне у вас пристать. Не в пример было бы мне спокойнее, чем на постоялом дворе.
- Да как же это будет, сударыня?.. Мне ведь и попотчевать вашу милость нечем, и изба-то у нас не приборна, - возразила Аграфена Ивановна. - Наше дело убогое, сиротское. Сама одна с двумя дочками девицами. Какое тут хозяйство.
- Никакого, матушка, угощенья мне не надобно, и убранства не надобно. Пустите только, бога ради, укройте от непогоды.
Подумала Аграфена Ивановна и на просьбы Дарьи Сергевны, мокнувшей под расходившимся дождем, сказала:
- Ин нечего делать... Подь, Аннушка, отопри калитку да посвети гостье по крыльцу пройти, чтоб, грехом, не зашиблась как-нибудь.
Молодая девушка, редкой красоты, с зажженной лучиной в руке, встретила Дарью Сергевну и проводила ее в избу. То была первая миршенская красавица, сердечная зазноба удалого молодца, отецкого сына Алеши Мокеева, старшая дочка убогой вдовы Аграфены Мутовкиной.
"Экая красавица. Словно Дунюшка голубушка", - подумала Дарья Сергевна. Больше такой похвалы она придумать не могла.
Василий Фадеев растворил меж тем ворота и поставил тарантас с лошадьми на крытом дворе. Овес взят был из дома, задал он его по гарнцу каждой лошадке и завалился спать в тарантасе.
- Добро пожаловать, милости просим, сударыня, - встречая в сенях Дарью Сергевну, радушно привечала ее Аграфена Ивановна. -Только уж вы не обессудьте на наших недостатках. Было, матушка, время, и нас из хороших людей не выкидывали, и мы живали в достатке, и у нас дом полная чаша был, да вот господь горем посетил. Согрешили перед ним мы, окаянные. В разор теперь пришли... Божья воля да царский указ - супротив них не пойдешь!.. Сиротствуем, слезами обливаемся, а роптать не ропщем - хранил бог от такого греха. Ему, батюшке, свету, известно, что с коим человеком надо поделать... Святая воля!.. Скорбеть скорбим, а ропотом дал господь, - не согрешали.
И поникла головой и тяжелым вздохом облегчила грудь.
- Садитесь, матушка, - обметая передником лавку в красном углу под иконами, сказала Аграфена Ивановна.
- Садитесь, сударыня, гостья будете. Аннушка, возьми-ка там в чулане яичек да состряпай яиченку.
- Зачем это? Полноте, пожалуйста! Совсем этого не нужно, - сказала Дарья Сергевна.