На исходе февраля

— И это все? — шокированная Марина перевела взгляд на Бориса, почему-то считая его предателем, хотя тот никого не предавал и сдержал свое общение — предложил снова тренировать Киру.

— Ну, это же выбор вашей дочери, — с трудом борясь с разочарованием, пожал плечами Борис, — я не могу ее заставить тренироваться, она должна хотеть этого сама.

— А я не хочу, — подтвердила Кира.

Спустя несколько секунд неловкого молчания Борис развернулся и вышел из давящего коридора, со стен которого на него укоризненно смотрели незнакомцы. Он надеялся, что Марина что-то сделает с обстановкой и внесет хотя бы немного радости и света в свою жизнь. Так же, как и Марина, он чувствовал себя предателем, но что делать и говорить в такой ситуации, он не знал. Он был просто игроком, а не спортивным психологом.

Возможно, он отыщет специалиста и предложит Марине с ним проконсультироваться. Но никакой специалист не сможет помочь, если игрок не хочет играть. Подобную горечь и разочарование он испытывал лишь раз в жизни — когда сам объявил о завершении своей карьеры, хотя все внутри кричало и молило об обратном.

Все мечты о мелкой мести Глебу и обольщении Марины резко отошли на второй план. Кира была талантом, это он прекрасно понимал, как и все остальные, кто видел ее на корте. Талант, умноженный на мотивацию, способен творить чудеса. Может быть, его миссия в этой жизни и смысл собственной бездарной жизни, приведшей его в обычную среднюю школу, заключаются в том, чтобы не дать таланту погубить себя? Но как это сделать?

⁂

Эту ночь она снова не спала. Бессонница уже начинала входить в привычку. Марина ворочалась с боку на бок, перекатывая в голове мысли, идеи и раздумья. К утру у нее созрело решение. Тяжелое, но правильное. Ей с самого начало надо было так поступить.

С первыми лучами солнца она встала, приняла душ, сделала чашку душистого кофе и начала слоняться по квартире-музею, с угрюмых стен которой на нее снова смотрели чужие люди, во взгляде которых сквозило презрение и сообщение, что она самозванка и неудачница.

Выпив залпом кофе, она направилась в кладовку, где хранились оставшиеся после переезда коробки. Вытащив их в коридор, Марина принялась снимать картины со стен и складывать их, одну за другой, в дешевый картон. Наверняка нельзя так обращаться с полотнами, но она человек далекий от искусства и не знает, как можно и как нельзя. Она отдаст эти картины Глебу, да и вообще все отдаст. Он сможет обо всем этом позаботиться гораздо лучше нее самой. А ей станет легче. Так она и поступит, но при одном условии.

В восемь утра, закончив все манипуляции, она собралась было набрать его номер, но осеклась. Что если Ксения рядом? Надо повременить, пусть уедет в офис. Господи, да она ведет себя как самая настоящая любовница, вынужденная скрывать роман от чужой жены. Ладно, позвонит ему ближе к обеду, или же он наберет ее.

Стены коридора смотрели на нее пустыми глазницами светлых пятен, оставшихся после снятия картин. Так дело не пойдет. Надо красить коридор или же сменить обои. Здесь вообще нужно все переделать. Хотя нужно ли?

Кира застала мать в размышлениях. Та сидела на стуле в огромной кухне перед накрытым по всем правилам столом. Свежая скатерть, тарелки из очередного антикварного сервиза, в конце концов обнаруженного в одном из массивных дубовых буфетов. Вторая чашка натурального кофе уже успела остыть. Как и первая, она показалась ей безвкусной. К сливочнику со свежими сливками Марина так и не притронулась. Просто сидела, глядя в окно, из которого открывался вид на уютный зеленый дворник, не требовавший никакой переделки в отличие от ее родного двора, и думала. Стоя на краю грандиозного решения.

— Мама? Что-то случилось? — Кира, кажется, так и не переоделась со вчерашнего дня. Спала все в той же пижаме. Не умыта и не расчесана.

— Ты в школу думаешь идти? — Марина перевела спокойный взгляд на дочь. Теперь, когда она все решила, ей было легко говорить. Чем быстрее она с этим покончит, тем проще и легче будет для всех.

— Я не хочу в школу. Позвони и скажи им, что я заболела, — почесываясь, Кира направилась к чайнику, включила его и открыла холодильник. Окинув задумчивым взглядом полки, погрузилась в размышления, чем бы ей позавтракать. Предложи ей кто даже год назад на завтрак сыр, ветчину, мюсли с молоком или сырники, она бы с радостью умяла все, а сейчас ни один из продуктов не вызывал ни малейшего желания.

— А когда захочешь? — почти равнодушно поинтересовалась Марина, но в душе все равно теплилась надежда, что сейчас дочка скажет что-то, что изменит ход событий, и ей не придется идти на крайние меры.

— Не знаю, — пожала плечами Кира, делая выбор в пользу сыра и оглядываясь по сторонам в поисках хлеба.

— А что ты дальше собираешься делать? Играть ты больше не хочешь, школа тебя не интересует. В пятнадцать лет закончишь учебу и пойдешь учиться на парикмахера?

— Почему на парикмахера? — искренне удивилась Кира, найдя хлеб и неспешно делая бутерброд. Худенькая, даже тощая, в слишком большой пижаме, она опиралась на одну ногу, другой почесывая опорную щиколотку.