На исходе лета

— Но Шибод — ужасное место, Господин, и оно едва ли стоит того, чтобы с ним возиться. Вот почему Гиннелл хотел отступить на восток...

Если бы гвардеец Гиннелла получше знал Люцерна, он не стал бы столь бестактно говорить об «отступлении». Люцерн резко оборвал его:

— Слову совершенно безразлично, отмерзнут ли лапы у кротов в Шибоде. Важно не место, а то, что за ним стоит. Неужели я должен быть окружен кротами, которые этого не понимают?

Он замкнулся в леденящем молчании, и у гвардейца хватило ума не нарушать его. Наконец Терц дипломатично сменил тему:

— Алдер, Тредфах... назови нам другие имена, крот, побольше имен. Слай, записывай их, записывай!

Гвардеец понял, что положение еще можно исправить, и был благодарен Терцу, давшему ему этот шанс.

— Есть умный молодой крот по имени Гарег на юге, и еще один, Гэлри. И конечно же, Карадок... Пленные, которых мы захватили, клянутся его именем и рассказывают, что он распространяет слухи, будто Крот Камня однажды нанесет визит лично ему.

— Вечно этот Крот Камня! — холодно сказал Люцерн. — Вечно! Эти ваши пленные — от них много удастся узнать?

— Любой пленник скажет что угодно, Господин, если за него правильно взяться. Но... С помощью пытки от них ничего не добьешься — они будут лгать или клясться Камнем. А Гиннелл против таких мер.

— Как и Рекин до него, — заметил Терц.

— Интересно, не разговорит ли их Друл, — улыбнулся Люцерн, а улыбался он нечасто. — Когда здесь будет Гиннелл?

— Через одну-две недели, Господин. Ему просто не терпится сюда прибыть.

— Ты свободен! — сказал Люцерн.

— Вечно этот Крот Камня! — снова воскликнул Люцерн, когда гвардеец удалился. — Я заявляю тебе, Терц, что первый, кто представит мне доказательства существования этого крота, получит от меня знаки признательности.

— Это указ, Господин?

— Указ? Что?.. Ах, насчет Крота Камня? Да. Да, пусть это будет указом. Вели всем сидимам, которые сейчас отправляются из Кэннока на задание, чтобы они говорили, что Господин Люцерн будет весьма признателен тем, кто представит достоверный отчет об этом Кроте Камня.

— Хорошо, Господин.

В это сложное время сбора информации и бездействия Люцерна постоянно раздражал также вопрос о Вайре в Бакленде. Не было никакого сомнения, что он жив: в первых же отчетах из этой системы сообщалось, что представители Слова имеют там силу. Люцерн с облегчением узнал, что Вайр, действуя своей властью, приказал усилить бдительность гвардейцев и подавлял любое недовольство Словом в зародыше с помощью суровых и решительных мер, направленных против систем, выбранных со знанием дела.

Все это было хорошо, но сам Вайр, которого Рун избрал для замены Хенбейн, когда она вернется с победой после южной кампании, — сам Вайр стал отшельником. Ни в одном отчете не сообщалось, что кто-то его видел. Все сведения были из вторых лап: кто-то что-то слышал от других, но никто не знал ничего определенного о самом Вайре.

По-видимому, дело было в том, что он все еще был болен стригущим лишаем.

— Нам нужно нечто большее, нежели одни слухи, Терц... Если его следует заменить, то чем скорее, тем лучше. Если он избегает контактов, потому что серьезно болен, то это само по себе нелояльность и неповиновение, и за это надо наказывать.

— По крайней мере, два сидима прислали отчеты из Бакленда, но, поскольку оба были неудовлетворительные, Слай отправил туда еще одного.

— Вполне может оказаться, что нам понадобится пример на юге,— зловещим тоном сказал Люцерн.— Очень хороший пример — такой, который не забудет ни один крот. Должно быть, Вайр теперь стар.

— Четыре Самых Долгих Ночи, — ответил Терц. — Почти мой ровесник.

— Он и в самом деле стар, Старший Хранитель. Достаточно стар, чтобы от него избавиться, ты так не думаешь?

— Может быть, — произнес Терц с совершенно непроницаемым видом.

— Ну что же, скоро мы, наверное, все узнаем. Позаботься об этом. Нет незаменимых кротов.

— Да, Господин, — согласился Терц.

— Требования Слова не должны игнорироваться кротами просто потому, что им так удобно. Подобное отношение является преступлением против Слова... — Голос Люцерна повысился, и он угрожающе сгорбился. Сейчас у него был разгневанный вид, как в тех случаях, когда все шло не так, как надо, и ситуация выходила из-под контроля.

— Мы должны опасаться не того, что кроты делают, а того, что они думают и чувствуют,— вот что мы должны изменить. И нужно заставить наших сидимов понять это, Терц, или все, что мы делаем, пойдем насмарку. Например, этот гвардеец Гиннелла не понял, что опасен не Шибод, а сам факт его существования. Я сокрушу не Биченхилл, а дух мятежа, который он воплощает. Это только кажется, что в нашем походе важны когти и физическая сила. На самом деле главное — это завоевание умов. Ты меня понимаешь, Терц? А они поймут?

— С каждым днем я понимаю тебя все лучше, Господин. Если мне позволено будет сказать, не проявляя непочтения к твоему дедушке, то Слово сегодня яснее говорит через тебя, чем когда-либо — через Господина Руна.

Люцерн улыбнулся от удовольствия, но затем возразил, словно из скромности: