Читаем На хозяйстве у тирана полностью

Это было крайне неожиданно. Оглянувшись, я увидел на пороге кухни Мишу. Он зевал и тер глаза.

Я взглянул на часы, висящие на стене. Они показывали без пятнадцати восемь.

– Слушай, так ведь еще рано, – сказал я. – Мама вас, наверное, после завтрака отведет на пляж.

– Я не хочу с мамой, – возразил Миша. – Мы с папой всегда одни ходили по утрам. Папа говорит, только на заре вода такая прозрачная, что можно крабов разглядеть на дне. – Он подошел ближе, повис на руке. – Дядь Борь, давай сейчас сходим? Вдвоем.

Взгляд у него был жалобный, и у меня дрогнуло сердце. После развода родителей Мише явно не хватало общения с отцом.

– Хорошо, давай сходим на пляж, – сказал я. – Только ненадолго.

***

Дедов дом располагался в десяти минутах ходьбы от моря. Когда была жива бабушка, летом в доме постоянно кто-то гостил: тетка из Мурманска, дядька из Ухты, троюродные племянники с Алтая. Бабуля всегда отличалась гостеприимством: принимала и родственников друзей, и друзей родственников. Угощала всех своим вареньем и пирогами, а детей обязательно подкармливала фруктами из сада.

Мы с Мишей прошли к морю тем же путем, каким в детстве ходил я. Меня вдруг охватила ностальгия. Вспомнилось, как я пацаном спал в саду на раскладушке, как колесил по Анапе на велике. Зоя права: дедов дом это не просто старая развалюха, с ним связана куча воспоминаний.

Я собирался немного поработать на пляже, но просто не смог: побежал в воду следом за Мишей. Минут пятнадцать мы с ним брызгались и дурачились, потом стали плавать туда-сюда. Вода была отличная, почти без водорослей. Мы даже не заметили, как пролетел целый час.

Домой вернулись уже после девяти. На крыльце нас встретила Зоя.

– Ну слава богу, нашлась пропажа! – воскликнула она. – А мне тут уже мысли нехорошие в голову стали закрадываться.

В животе у Миши протяжно заурчало.

– Не завтракали? – Зоя нахмурилась. – Пойдемте тогда на кухню, покормлю вас чем-нибудь.

Мы без разговоров последовали за ней. Аппетит и правда разгулялся не на шутку.

Войдя на кухню, я, первым делом, взглянул на диван. Любовника Валентины там больше не было. Неужели свалил? Я вопросительно поглядел на Зою, она пожала плечами:

– Не знаю, куда он делся. Когда я спустилась, его уже не было.

Мы с Мишей стали мыть руки, а Зоя принялась инспектировать холодильник. На кухню пришла Настя – заспанная, в пижаме, с взъерошенными после сна волосами.

– М-да, – вдруг протянула Зоя. – Поварешка у нас хороша, конечно.

– В смысле?

Она показала мне маленький контейнер.

– Блинов нам нажарила! – Зоя открыла контейнер, поставила на стол. – Лопайте, гости дорогие.

На дне контейнера лежало только четыре блинчика.

– А больше ничего нет? – спросил я.

– Сейчас яичницу пожарю, не волнуйся. – Зоя выудила из холодильника яйца, встала к плите. – Нет, ну до чего наглая девица! Просто редкостная хамка. Я вчера попросила ее нажарить нам блинов, а она, значит, вот так: каждому из нас по блинчику. Ей кажется, это смешно?

– Зоя, не заводись.

– Что значит «не заводись»? Нам почти в лицо плюнули, а ты все: «не заводись». Эта наглая дрянь нас ни во что не ставит.

– Зоя, выбирай выражения: здесь дети! – Я взглянул на Мишу с Настей. Те выглядели смущенными, затравленно переглядывались.

– Мы должны проучить эту троллиху, – мстительно выпалила Зоя. – Обязательно! Надо только придумать как.

– Вот так, осторожней. Еще чуть-чуть осталось, – раздалось из коридора.

Мы все обернулись к входу в кухню. Прошло секунд пятнадцать, и в дверном проеме показался дед с начинкой зебры на плече – то есть с хахалем Валентины, который вчера наряжался лошадью. Последний теперь переоделся в растянутую майку и шорты, стопа его была перемотана бинтом. Из-за этого бинта он как-то странно хромал. Дед вволок «квартиранта» на кухню, плюхнул на диван.

– Что случилось? – спросил я.

– Митяй на ржавый гвоздь наступил, – пожаловался дед.

– Откуда у тебя дома ржавый гвоздь? – с подозрением уточнила Зоя.

– Так не дома, наверное, – с сомнением ответил дед. – Во дворе, скорей всего.

– А во дворе откуда гвоздь? – еще больше напряглась Зоя. – Тем более ржавый.

– Э… – дед уставился на своего Митяя с любопытством. – Может, дети притащили откуда-то?

– Ничего мы не притаскивали! – обиженно проревела Настя.

Глазки Митяя подозрительно забегали, но потом он собрал их в кучку и пробубнил:

– Да я прям у ворот покалечился. Решил немного пройтись босиком, а тут этот чертов гвоздь.

– И где он теперь? – Зоя уперла руки в бока.

– Слушай, ну чего ты прицепилась к человеку? – возмутился дед. – Прямо допрос устроила. Может, тебе еще и паяльник подать?

– А мне тоже интересно, куда делся гвоздь? – встрял я. – Не хотелось бы, выезжая со двора, колесо проткнуть.

– Я его выкинул! – немного нервно воскликнул Митяй. – Со злости зашвырнул подальше. Но если хотите, схожу поищу.

– Ну куда ты пойдешь! – всплеснул руками дед. – Сиди уже. А лучше приляг, тебе надо больше отдыхать, набираться сил.

Митяй сразу вытянулся на диване, приспособил раненую ногу на спинку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза