На контракте (ЛП)

— Именно этого ты хочешь? — спрашиваю я, зная ответ. Он бы не назвал «своим» делом мое, если бы хотел уйти. И он знает, что снова облажался, отшлепав меня, и я прекрасно понимаю, что он пытается заработать карту «Свободного Выхода Из Тюрьмы». Нет он не искал жалости и явно не претендовал на карту. Это было что-то большее. Большее? Черт... большее. Представьте, сколько силы скрывается в таком маленьком слове, состоящем всего из семи букв. Я чувствую, что я права. Он не стал бы рассказывать мне такие подробности, если бы не хотел...

— Господи, детка, ты еще спрашиваешь? — в недоумении отвечает он с некоторым смущением. — Ты в порядке? — добавляет он, и я слышу в его голосе нотки вины.

— Я борюсь с желанием дать тебе сдачи, — отвечаю я, он молчит, и я продолжаю:

— Я вне себя от ярости, но не уверена, из-за того, что ты отшлепал меня, или потому, что это меня возбудило, — я не скрываю ни грамма своего замешательства.

— Мы превосходно подходим друг другу, малышка, по многим причинам. Но поскольку в спальне, как ты сказала, ты любишь меня, и я взял контроль над тобой. Мне кажется, это из-за того, что ты управляешь и руководишь очень многими вещами за пределами спальни, поэтому здесь тебе стало легче отказаться от контроля. Мне нравится, контролировать тебя в спальне, потому что я прекрасно понимаю, что это единственное место, где я могу себе это позволить, — он берет рубашку.

— Так ты мне не доверяешь? — спрашиваю я, потянувшись за платьем.

— Я хочу, но пока борюсь сам с собой. Шарлотта? — он, наконец, оборачивается и смотрит мне в глаза. — Прости, что я отшлепал тебя.

— Правда жаль? — спрашиваю я, натягивая платье и поправляя подол.

— Нет, — он ухмыляется. — Прости, что я сделал это, когда был зол. Я обещал этого не делать. Просто... мне совсем не понравилось то, что ты сказала. Мне кажется, что сегодня мы многое выяснили. — Он обходит кровать и садится передо мной на корточки. — Каждый раз, когда мне кажется, что твои стены рушатся, ты выстраиваешь новые. — Его рука тянется к моему лицу, но я отстраняюсь.

— Ты делаешь то же самое, — говорю я тихо.

— Согласен. Похоже, что мы испытываем друг к другу какие-то чувства, под которыми каждый из нас не подписывался.

— Что-то большее, — бормочу я, и он кивает. — Ты не делаешь детей. Ты их ненавидишь.

— Эй, я не ненавижу детей! Я люблю детей, — защищается он.

— Ты не хочешь все это дерьмо.

— Я все больше влюбляюсь в твое дерьмо ... оно обладает приятным запахом, — хихикает он.

— Это самая странная фраза, которую я слышала! — я хватаю подушку и начинаю ею колотить его. — Ты единственный здесь, кто выливает такое количества дерьма.

— Согласен, — признается он отсмеявшись. — Я не буду тебя винить, если ты захочешь, чтобы я ушел, но ты должна знать, что деньги для тебя все равно будут поступать на счет каждый месяц.

— Даже если я не буду с тобой? Почему? — я смотрю на него снизу-вверх, немного смущенно и удивленно.

— Потому что мысль о любом другом мужчине, который дотрагивается до тебя, заставляет мою кровь закипать и волосы вставать дыбом, — его глаза затуманиваются.

Хочу ли, чтобы он остался? Нет. Хочу ли я чтобы другой мужчина касался меня? Нет. А у меня вообще есть идеи, что делать? Черт возьми, нет!

— Куда мы пойдем? — я, наконец, поднимаю белый флаг капитуляции. Митч берет мое лицо в ладони и притягивает, чтобы поцеловать, но я отстраняюсь, прежде чем его губы оказываются на моих. — Давай проясним одну вещь.

— Какую, Шарлотта? — шепчет он.

— Ты мой парень, поэтому твоя личная жизнь — это теперь тоже мое дело, — я смотрю ему прямо в глаза.

— Ты моя личная жизнь, — он улыбается. — Можно я поцелую тебя сейчас?

Мне нравится его ответ, и я удовлетворенно киваю.

Глава 7

— Ты помнишь, мы должны вернуться в три тридцать, чтобы забрать мальчиков, — я бросаю на него быстрый взгляд, но скорее напоминая самой себе, чем ему. Митч слишком озабоченно посматривает на Бруклин, которая пытается петь «The Wiggles». Он улыбается и в уголках глаз появляются морщинки от смеха. Митч выруливает I-93, ведущее на юг, и начинает в такт подергивать головой, пока она поет «Горячая картошка». Бруки хихикает от восторга. Митч широко ухмыляется, как идиот, и подпевает ей (похоже он знает эту песню наизусть). Я удивленно смотрю на него, но при этом прибываю в полном восторге, не веря своим глазам. Он видит мой взгляд, замолкает, откашливается, и потом обращает все свое внимание на дорогу.

— Mиттт! – кричит Бруки, он мельком смотрит в зеркало, потом на меня.

Пожимает плечами и начинает:

— Горячая картошка, горячая картошка! — поет он, подергивая головой, Бруклин начинает так заливаться смехом, что я не могу удержаться и присоединяюсь к ней.

Еще через двадцать минут дрыганья и хихиканья, Митч выруливает в сторону Андовера.

— Мы едем к тебе домой? — спрашиваю я, но потом быстро понимаю, что он движется в противоположную сторону.

— В дом, в котором я вырос, — отвечает он, делая еще один поворот и заезжая на подъездную дорожку старого колониального особняка.