На край любви за 80 дней

Пограничник достает рацию.

– Я видел, как оно упало, – говорит он, жестикулируя антенной. – В нем кто-то сидел.

Папаша качает головой, поднимая в доказательство ребенка.

– Нет-нет, Дженна – вот она, упало только кресло.

Он оборачивается к жене и тычет в нее обвиняющим пальцем.

– Своим родителям будешь объяснять сама! Эта штука обошлась им в три сотни баксов, и ты прекрасно знаешь, что виноватым сделают меня!

– Не волнуйся, милый, я скажу, что виновата я, – утешает мужа блондинка.

– Участники инцидента утверждают, что в реку упало пустое детское кресло, – рапортует пограничник в рацию и прикасается к наушнику.

– Гм… нет, подтвердить не могу.

– Вас понял, – добавляет он, вновь бросив взгляд на пару, и вешает рацию на ремень.

– Вам придется пройти со мной, – говорит он родителям, махая рукой в сторону Канады.

Малышка чихает, обрызгивая отца и пограничника. Я смотрю на нее с нескрываемым отвращением. Нет, я, конечно, рада, что она не улетела вниз вместе с креслом. Ужасно рада. А вот непутевых родителей придушила бы голыми руками.

После возвращения на канадскую сторону охранники сообщают, что мост закрывается.

– Извините, что вмешиваюсь, – говорю я, – не могли бы вы открыть дверь, а то я спешу?

Юный пограничник смотрит на меня таким взглядом, точно видит впервые в жизни.

– Извините, мадам, – говорит он. – На мосту произошел инцидент с опрокидыванием объекта. Движение перекрыто до выяснения обстоятельств.

– Но вы вернули мне паспорт, – возмущенно произношу я, размахивая документом, и поставили печать!

– Мы должны соблюдать правила, мадам, – говорит он.

– Никто ведь не пострадал, – пытаюсь убедить пограничника, в то время как его затянутая в перчатку рука властно указывает в направлении, противоположном всем моим чаяниям. – Вы же видите, что ребенок на руках у своего отца. Упало только кресло.

Он одаривает меня скупой улыбкой, которую, я просто уверена, приберегает для самых тупых туристов, с которыми надо быть вежливым.

– Мост будет перекрыт, пока инцидент не объявят исчерпанным, – гнет свое пограничник, протягивая руку, чтобы направить меня на путь истинный.

Я машинально отталкиваю его руку и, не отдавая себе отчета, бросаюсь в американскую таможенную зону и стучу в стекло женщине, которая терпеливо сидит на своей стороне.

Откуда ни возьмись появляется вооруженный эскорт и препровождает меня на канадскую сторону. К счастью, это не настоящая полиция, а парковая охрана. Пока меня ведут, я с жаром объясняю им, что опаздываю на поезд, а мой дядя вынужден продать свой любимый книжный магазин, и мне совершенно необходимо быть сегодня в Нью-Йорке. Охранники, со своей стороны, перечисляют основания, на которых они должны меня арестовать.

К тому времени когда мы вновь ступаем на твердую почву, достигнуто важное соглашение: они не станут меня задерживать, если я пообещаю до конца дня не делать попыток форсировать Радужный мост.

У меня хватает остатков здравого смысла, чтобы повиноваться. Я спешу прочь от полицейских мигалок на краю моста. Начинает моросить противный мелкий дождик. От реки дует ледяным холодом, и я моментально замерзаю. Не похоже на весну. Буквально вчера я истекала потом в знойном Сингапуре.

Оставшиеся в городе туристы приняли разумное решение и отправились смотреть на водопад в кинотеатре. Там тепло. Стоя в одиночестве на берегу, я устремляю хмурый взгляд на грохочущий водяной занавес, отделяющий меня от родного штата, и разражаюсь слезами.

Я не из тех, кто выражает свои эмоции на публике. Каждый раз, когда происходит какая-нибудь фигня, а в этом путешествии такое случается сплошь и рядом, я стараюсь найти укромный уголок, чтобы прийти в чувство, не привлекая внимания окружающих.

Но сейчас, под дождем, никто не поймет, что по моему лицу текут слезы. К тому же я единственная идиотка, оставшаяся в такую погоду возле водопада. Удрученная и промокшая, я перехожу через дорогу и ступаю под укрытие: зеленый навес «Старбакса». Край тента прогибается, и меня окатывает ледяной водой. Роясь в карманах в поисках салфетки, я роняю кошелек, который, по закону подлости, шлепается в лужу. Промокнув лицо, я последней салфеткой вытираю кошелек и заглядываю в него – проверить, в порядке ли паспорт. Американские деньги остались сухими, намокла только карточка с запиской Доминика. Его послание смыло водой.

От меня не укрывается горький символизм этого факта, и я уже хочу выбросить листочек, но зачем-то переворачиваю карточку и вижу имя Ганеша. Доминик писал записку шариковой ручкой, а телефон Ганеша напечатан фабричным способом. Сжимая в руке то, что осталось от карточки, я вспоминаю слова моряка. «Если понадобится помощь, звоните. У меня вся семья в море. Везде есть связи».

Я стряхиваю дождевые капли и изучаю телефонный номер. До поезда, который отправляется с вокзала на той стороне реки, осталось два часа. Вокзал практически видно отсюда. Два часа. Пристроившись возле мокрого окна «Старбакса», я пишу сообщение.

Вполне возможно, что я застала Ганеша среди ночи, но отвечает он практически мгновенно. Причем не пишет, а звонит.